Стрижи

В ответ она стала заверять меня, что болтлива не от природы, а от стеснительности, поскольку нервничает и конфузится, когда в разговоре вдруг повисает пауза. Ей бы скорее хотелось тоже помолчать, но она боится, что остальные подумают, будто ей с ними неинтересно или они ей неприятны. А разве со мной такого не бывает?

– Нет, никогда.

2.

Мы доехали до того места, где в предыдущие дни уроки вождения давал ей Хромой. Мой друг, по словам Агеды, обозвал ее тупой, бестолковой и никчемной. А еще он, окончательно выйдя из себя, сказал:

– Почему-то природа не слишком щедро наделила тебя пространственным мышлением, правда?

– Так и сказал?

– Да, прямо так и сказал, но я не обиделась. Он ведь всегда любит съязвить.

Для нее главную трудность представляла парковка задним ходом. Агеда плохо видит, плохо рассчитывает расстояние, плохо попадает в цель. Именно это она и хотела отработать со мной – без помощи камеры заднего хода, которая есть в машине Хромого, а в автошколе таких нет.

Мы въехали на асфальтированную дорожку длиной примерно в триста метров между улицей Роберто Доминго и пологим спуском вдоль М-30 Латераль. Насколько я знаю, на этом участке, довольно небольшом и с единственным заездом, паркуют машины в те дни, когда на ближней арене устраиваются бои быков. Сейчас ни одной машины там не было. Только в самой глубине мы увидели мужчину, кидавшего мячик собаке. Место было идеальным, чтобы Агеда могла потренироваться в некоторых приемах вождения, не разбив мне машину, хотя ее очевидная неопытность заставляла меня быть начеку.

Экзамен по теории она уже сдала, а вот практику с первого раза – совсем недавно – завалила. На ней были неудобные туфли, она сильно нервничала, и в самые ответственные моменты у нее отшибало память… Типичный набор объяснений, и они мало отличались от тех, что в свое время приводила Амалия, которой пришлось сдавать экзамены трижды, или Хромой, который сдавал их дважды. Тот признавался, что допустил какую-то ошибку, но главное – экзаменатор отнесся к нему с очевидной враждебностью. Я сэкономил немало денег, сдав экзамен с первой попытки, как и Никита, хотя он, надо добавить, несколько раз пересдавал теорию. Агеде, если она как следует не подготовится, придется туго.

Мы поменялись местами. Она завела мотор, и машина резко скакнула вперед, а мотор заглох. Я прикусил язык, чтобы не сказать, что в жизни своей редко видел людей, менее способных к вождению, чем она. Наоборот, попытался ее успокоить. Моя ученица оказалась довольно понятливой, и что-то у нее стало получаться, как только она сумела взять себя в руки. Агеда даже почувствовала своего рода эйфорию, после того как два раза удачно развернулась, за что я ее, кажется, слишком горячо похвалил, поскольку понял, что Агеду надо вытащить из состояния полуобморока или даже паники. Она пыхтела, закусывала нижнюю губу и, разумеется, все время что-то говорила. А я тем временем следил, чтобы она не повредила мне машину об ограждение с одной стороны или о бордюр с другой, и был готов в любой миг нажать на тормоз, даже если придется просунуть левую ногу между ее ног.

По дороге домой она не только бесконечно благодарила меня, но и сказала, что от меня исходит ощущение спокойствия и со мной ей легче чему-то научиться, чем в автошколе. А еще назвала меня отличным преподавателем и выразила уверенность, что ученики в школе меня просто обожают. Добрая девочка.

3.

Совсем недавно я слушал программу Амалии. Каждый выбирает орудие самобичевания по своему вкусу. Для меня самое большое наказание – это голос, смех, комментарии этой женщины, которая ловко возмещает очевидные интеллектуальные провалы присущим ей обаянием. Передо мной, как это бывает часто, но не всегда, лежит лист бумаги, расчерченный так, чтобы можно было наглядно фиксировать и подсчитывать ошибки ведущей: неправильные согласования слов, повторы, запинания, неоконченные фразы – короче, любую мелочь, которая нарушает плавность и чистоту речи. Идея эта, между прочим, принадлежала самой Амалии, которая еще в старые времена часто поручала мне неотрывно сидеть у радиоприемника в часы, украденные у ночного сна. Жена, страдавшая перфекционизмом, просила записывать все сделанные ею ошибки. Это помогало ей понять их и впредь не совершать.

– Что, все до одной нужно отмечать?

– Да ладно тебе, я не думаю, что их будет так уж много.

Возвращалась с работы Амалия обычно поздно ночью. Тук, тук, тук – стучала она своими каблуками и спешила обсудить со мной допущенные в последней передаче погрешности, сколько их было и какие.

– Сегодня всего шестнадцать, любовь моя. Ты делаешь успехи.