Стрижи

Вчера ночью умерла моя племянница в одной из больниц Сарагосы. Она была на год старше Никиты. Мне сообщила об этом ее сестра. Пока меня не было дома, Кристина оставила короткое сообщение на автоответчике. Вернувшись из школы, я ей позвонил. С поразительным самообладанием она сказала, что в настоящий момент ни отец, ни мать не в состоянии разговаривать по телефону, поэтому ей пришлось взять на себя обязанность известить об этом печальном событии родственников и знакомых. Мы разговаривали с ней не больше трех-четырех минут. По правде сказать, задав несколько вопросов, связанных со смертью Хулии, и выразив свои соболезнования, я не мог придумать, что еще добавить. Кристина казалась воплощением спокойствия и здравого смысла. Она посоветовала мне даже не пытаться звонить Раулю.

– Папа в ужасном состоянии. Мама держится немного лучше.

В такой ситуации она одобрила мою мысль выразить им соболезнования по почте, написав всего несколько строк.

Значит, лечение в клинике Эссена не дало желаемых результатов, хотя, по словам Кристины, Хулия вернулась оттуда в довольно бодром настроении и выглядела гораздо лучше. Похороны состоятся в четверг на кладбище в Сарагосе. Я извинился, что не смогу приехать из-за школьных занятий.

Кристина:

– Не беспокойся, я все понимаю, к тому же родители хотели бы провести церемонию в самом узком кругу.

Поговорив с племянницей, я долго шагал туда-сюда по квартире, целиком отдавшись воспоминаниям: в голове у меня всплывали сцены, в которых присутствовала цветущая и веселая Хулия, бедная Хулия, словно таким образом я мог бы вернуть ей хотя бы малую часть потерянной жизни. Во время этих хождений от входной двери до спальни я, как и следовало ожидать, вспомнил про свою часть маминого наследства, которую отдал им, чтобы они могли покрыть расходы по поездке в Германию и оплате лечения. Всё ли они истратили? А если нет, вернут ли мне оставшиеся деньги? Мысли, разумеется, сквалыжные, от которых тем не менее трудно отделаться и которые накатывают сами собой – вспыхивают в мозгу словно на экране. Иногда мне снится, будто я убиваю свою бывшую жену, сына, отца, Хромого, директрису школы (ее прежде всего) и много кого еще, но это, по-моему, вовсе не значит, что я отмечен инстинктом кровавого убийцы или что во время бодрствования меня одолевает желание убивать. Просто дурацкий мозг в часы отдыха забавляется фильмами ужасов и фильмами про всякого рода извращения, но это никак не отражается в последующей реальной жизни.

Сегодня я сомневался, идти или нет в бар к Альфонсо. Мне казалось, что ни выпивка, ни фривольные разговоры с Хромым никак не вяжутся с моим траурным настроением, ведь я буду знать, что в это самое время тело девушки, которую мы звали Хулией, лежит в больничной холодильной камере, а брат с женой невыносимо страдают. Правда, сомнения одолевали меня не так уж долго. Рауль и Мария Элена, не говоря уж об их покойной дочери, находятся далеко отсюда, и вряд ли их как-то заденет, если я не стану отказываться от повседневных привычек. Короче, я вышел из дому, потому что не хотел оставаться один на один со своими мыслями. К тому же мне было любопытно проверить, угадает ли Хромой по моим поведению, лицу и речи, что у нас в семье случилось несчастье. Я не сообщил ему о смерти племянницы, а он не заметил во мне ничего особенного и не спросил о причине моего удрученного вида.

15.

Ночью я спал хорошо. Ни один кошмарный сон не нарушил моего покоя. Из-за этого я весь день испытывал угрызения совести. Неужели смерть племянницы так мало значила для меня, что ее лицо не привиделось мне во сне? Уходя на работу, я обращаюсь к портрету отца:

– Папа, умерла одна из твоих внучек.

Но он не меняет своей неподвижной улыбки, и я отправляюсь в школу, еще раз убедившись, что наша семья – это сборище совершенно бесчувственных типов.

Вчера, вернувшись из бара, я отправил Амалии и Никите короткие сообщения о смерти Хулии. Первой отозвалась Амалия: «Ужасно». И добавила, что новость ее просто пришибла. Вскоре по радио началась передача Амалии. Но мне не показалось, чтобы известие, всего несколько минут назад названное ужасным, хоть как-то отразилось на ее голосе или повлияло на хорошее настроение, которое она демонстрировала на протяжении всей программы. К тому же из-за своей предполагаемой подавленности ошибок она совершила не больше, чем обычно. Это и называется настоящим профессионализмом.

Никита отозвался уже под утро, как всегда не слишком заботясь об орфографии: «Вот уш! Какая бида».