Стрижи

Однажды утром на самом дальнем участке пляжа, где кончался песок и начинались заросли олеандра, папа вдруг схватил меня за плечи и крепко прижал к себе, чтобы я не мог пошевелить ни торсом, ни руками, а потом велел Раулито ударить меня. Я смотрел, как брат приближается, выставив вперед маленький кулачок. Затем я попытался вырваться из чудовищно сильных отцовских рук. Не тут-то было. Мы втроем стояли под палящим солнцем, в плавках. Раулито остановился передо мной и уже собирался ударить, пользуясь своей полной безопасностью, так как я был лишен возможности защищаться. Но я застал его врасплох: поднял ногу – единственное, чем мог двигать, – и с яростью пнул брата в толстый живот. Он не сразу восстановил дыхание, и только потом среди олеандров раздался его пронзительный вопль, а папа ругал Рауля на чем свет стоит и чуть не дал по физиономии «за то, что ведет себя как тряпка».

Амалия сразу же назвала воспитательные методы моего отца примитивными, хотя, по-моему, целиком и полностью их не отвергла. Она несколько дней обдумывала этот вопрос, и тут в голову ей пришла мысль отдать нашего сына заниматься каким-нибудь видом борьбы под руководством настоящего тренера. Сказано – сделано, мы договорились записать Никиту в центр боевых искусств, поскольку были уверены, что ни одно средство против травли, которой его подвергали в школе, не сработает, пока он не научится сам за себя постоять.

26.

Кем бы ни был тот, кто шпионил за мной, он видел, как я возвращался с избирательного участка, и уже на следующий день кинул мне в ящик записку:

Ты возвращался очень гордый и чуть ли не с улыбкой после голосования. Неужто тебе так нравятся выборы? Зная тебя, можно предположить, что ты проголосовал за самую дурацкую партию.

Я опять забыл пометить анонимку датой. Поэтому мне трудно сказать, какие именно выборы имелись в виду. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что получил ее уже здесь, в Ла-Гиндалере. Я отыскал именно эту записку в пачке анонимок, потому что сегодня прошли муниципальные выборы. Если судить по данным, опубликованным в конце дня, наша алькальдеса наверняка проиграла. По мере того как шли подсчеты, радиоголос Амалии начал окрашиваться легким разочарованием. Ее умение притворяться не обманет тех, кто хорошо с ней знаком. И хотя Амалия по ходу программы все время повторяла, что алькальд Кармена и ее сторонники выиграли, стало выясняться следующее: в сумме голоса, полученные ее партией и социалистами, не превышают тех, что получили все правые, вместе взятые, включая сюда и ультраправых, за которых Хромой на сей раз голосовать не стал, так как, по его словам, речь шла не обо всей Испании, а всего лишь о муниципальных делах.

Я снова голосовал вслепую. И не потому, что мне безразличны как те, так и другие, ведь всегда есть возможность выбрать менее плохого. Нет, если мне что и безразлично, так это будущее нашего города, страны, планеты, Вселенной. Выполнив свой гражданский долг и возвращаясь с Пепой домой, я стал вспоминать животных, чьи характерные свойства, по мнению отца, должны были служить нам с Раулем примером и помочь одерживать верх над братьями по разуму, в каждом из которых он видел врага. По-моему, дорогой папа, ты ошибался, и если бы сейчас воскрес, непременно отказался бы от прежней позиции. Сегодня, чтобы стать алькальдом, президентом или вообще серьезным начальником, человек должен заслужить одобрение тех, кем предположительно намерен руководить. Он должен стараться им понравиться, лизать им задницу, без конца врать и что-то обещать. Сегодня командуют слабаки. Сегодня далеко не уедешь, если станешь демонстрировать свои совершенства, характер, волю, хороший язык, глубокие знания – все то, что тебе, папа, так нравилось; или если будешь стараться последовательно отстаивать свои идеи или придерживаться строгих моральных принципов и внятной идеологической линии. Это покажется подозрительным, люди подумают, что ты хочешь выделиться, назовут выскочкой, гордецом и снобом. Жизнь уже перестала быть борьбой, отец, как это было в твои времена. Сегодня все трутся друг о дружку, все барахтаются в одном грязном болоте личных интересов, дряблой морали, темных делишек, нарциссизма и серости. Сегодня все хотят быть маленькими и популярными. В наши дни ценится лакейство и холодная вязкость слизняков. Поверь, папа, даже я, не будь я таким усталым, таким безнадежно и неизлечимо усталым, в наши времена мог бы сделать политическую карьеру. Я отвечаю всем главным требованиям, поскольку ничем не выделяюсь и ни во что не верю.

27.