Стрижи

Сегодня усталость и дурное настроение (скорее второе, чем первое) заставляют меня записывать очередное воспоминание совсем кратко. В тот день мы оказались на улице Ла-Кастельяна, стояли среди толпы и смотрели, как проезжает Кавалькада волхвов. Мы еще были вполне гармоничной семьей, состоявшей из трех человек, но не исключали и появления четвертого. Мы все трое хотели девочку. Судьба не уставала протягивать нам свою щедрую руку. У меня была хорошая работа, как и у жены, которая к тому же слыла красавицей. Наш пятилетний сын рос здоровым и сильным. Мы выполняли все необходимые требования, чтобы жить по-настоящему буржуазной жизнью, и придерживались прогрессивных взглядов, хотя они отчасти противоречили нашим привычкам, что не мешало следовать им со спокойной совестью. На улице было холодно, но без дождя и сильного ветра. Так что мы дивно себя чувствовали среди праздничной толпы. Изо рта у нас вылетали облачка пара. И чтобы малыш, которого переполнял восторг, лучше видел кареты и сидящих там персонажей в экзотических нарядах, я посадил его себе на плечи. От возбуждения он начал дергать меня за волосы, даже не замечая, что причиняет отцу боль. Амалия собирала конфеты, падавшие вокруг нас. И она, и я очень надеялись, что наш сын, самый сильный в детском саду, сумеет поставить себя как надо, когда пойдет в школу. Мы не хотели, чтобы били его и чтобы сам он кого-то бил. Прошли годы, прошли новые Кавалькады, и однажды мы узнали от матери его одноклассницы то, что сам Никита не желал нам рассказывать. В классе смеются над ним, издеваются, лупят, крадут или ломают его школьные принадлежности и запугивают, чтобы он не вздумал пожаловаться ни родителям, ни учителям. Как же так получилось, что Никита, обладающий крепкими кулаками, не может за себя постоять? Врагов у него, судя по всему, много. Вскоре мы узнаем, что на самом деле ополчились на него буквально все, включая тех, кто заметно уступали Никите в силе. Зато превосходили по уму и злобности – тут он занимал последнее место.

25.

Я описал Амалии ряд приемов, которые отец применял, чтобы укрепить наши с Раулем мускулы и характер.

Он утверждал, что жизнь – это борьба. Борьба классов, борьба за выживание, борьба за средства производства, за то и за это, а также борьба в семейном и частном кругу.

– Ну-ка скажите, кто командует у нас дома – ваша мать или я?

– Ты.

– Вот именно.

Он считал своей обязанностью вырастить нас сильными. Но тут я должен пояснить, что он не имел в виду исключительно физическую силу – сила вполне могла опираться и на интеллект. В действительности архетипом сильного человека был для него не простой мужик, который ворочает каменные глыбы по двести килограммов весом, а лидер, босс, тот, кто благодаря определенным качествам и умению руководить способен подчинить себе других.

Для примера он обычно ссылался на свойства животных: силу тигра, мощь слона, быстроту газели, терпеливость паука, трудолюбие муравья, хитрость лисы, смертоносный яд змеи… – Выбирайте, что вам больше подходит, чтобы мне не пришлось краснеть за то, что я породил слабаков.

С помощью подобных избитых фраз и шаблонных поучений отец нас и воспитывал – или воображал, что воспитывает.

Во время отпуска на море он любил устраивать сражения между сыновьями – конечно, подальше от материнских глаз, так как ее такие забавы сильно пугали и она их осуждала. Иногда после непременного совместного купания он вел нас с братом в дальний конец пляжа, говоря, что мы трое – разведчики из отряда конкистадоров. И когда мы оказывались достаточно далеко от мамы, загоравшей на своем полотенце, велел нам драться врукопашную и брал на себя роль арбитра. Требовалось всего лишь повалить противника на песок. Никаких ударов кулаками или ногами – ничего, что могло оставить следы на теле. Разница в возрасте и телосложении, разумеется, помогала мне легко одерживать верх над братом. Отец страшно сердился на Раулито – и не столько за проигрыш, сколько за вялое сопротивление. Обвинял в том, что у него мало жесткости и совсем не развита ловкость, а также напрочь отсутствуют борцовские качества, издевался над его лишним весом, дряблыми руками, трусостью и пугал печальнейшей судьбой – судьбой человека, которым все помыкают.

– Еще и подкаблучником станешь.

Отец не стеснялся самых унизительных определений: жалкая обезьяна, ноль без палочки, отставной козы барабанщик, ничтожество… Или, чтобы выразить крайнее презрение:

– Не удивлюсь, если ты у нас вырастешь педиком.