Хрясь-хрясь-хрясь. Три чистых перелома. В школьном дворе сломаны три предплечья. После этого одноклассники по-прежнему сторонились Никиты, может, даже заметнее, чем раньше, но с той разницей, что теперь уже ни один мальчишка не рискнул бы ударить его или плюнуть ему на бутерброд. Через несколько недель наступили каникулы, и мы перевели сына в другую школу. Так нам посоветовал директор во время беседы при закрытых дверях. Он даже брался помочь с оформлением нужных бумаг, хотя в этом не было никакой необходимости. Мы с Амалией все сделали сами.
А еще мы решили забрать мальчика из секции карате, хотя занятия очень ему нравились. Как рассказывал сам Никита, в спортзале он внимательно следил за уроками более продвинутых каратистов и там услышал то, что услышал, и усвоил то, что хотел, или то, что счел полезным усвоить. Потом тайком потренировался и, будучи уверен, что мы с Амалией мечтаем, чтобы он научился сам себя защищать, придумал, как воплотить в жизнь свою не самую удачную идею. И вот наконец наступил день, когда он решил выполнить задуманное. Дома Никита с наивной невозмутимостью отчитался перед нами, не чувствуя за собой ни малейшей вины. По его словам, обошлось даже без драки. Во время перемены он по очереди подходил к тем, кто больше всех его обижал, и делал свое дело быстро и легко: хруст кости, плач и крики школьников во дворе, после чего они спешили убежать подальше от этого монстра.
Семьи пострадавших ребят отреагировали по-разному. Нам пришлось вытерпеть резкие нападки одной супружеской пары – истеричной мамаши и грубияна отца. Они говорили про Никиту как про преступника, которого надо держать за решеткой, хотя им было прекрасно известно, что их отпрыск, теперь ходивший с загипсованной рукой, был одним из главных обидчиков нашего сына. Они пригрозили, что подадут заявление в полицию, мы в ответ только пожали плечами, но никакое заявление подано не было. Зачем?
Разведенная мать другого парня восприняла все как обычную ссору отъявленных неслухов.
– Может, хоть это его чему-нибудь научит, меня он слушать не хочет, а мой бывший муж занимается только младенцем, которого завел от другой женщины.
И еще был отец – иммигрант из Венесуэлы. Я так и не понял, принял он наши извинения или нет, поскольку почти не открывал рта, когда мы с ним встретились. Этот низенький мужчина с черными глазами, отливавшими металлическим блеском, смотрел на нас очень злобно. И он, в отличие от других, действительно нас напугал.
Чтобы описать ту старую историю, мне не хватало подробностей, и я не мог придумать ничего лучше, как позвонить Никите, чтобы он мне их напомнил, а заодно сообщил, дает ли желаемый эффект мазь от псориаза. Пусть знает, что я о нем забочусь.
– Да брось ты, пап. Это были ребячьи шалости.
– Знаешь, все мы, старшие, боимся, как бы прошлое не стерлось у нас из памяти.
Тебе было десять лет. Он поправляет меня: двенадцать. Его считали глупым и безответным, а потому издевались над ним и в школе, и за ее пределами («Николас-морковка, впереди винтовка, сзади барабан, а на пузе – таракан!»), в него стреляли из ручек размоченными в слюне бумажными шариками, ставили подножки, придумывали потешные клички и готовили всякие пакости. Какие именно? Ну, «обычные»: лили сок в портфель, а иногда делали и кое-что похуже – заплевывали пенал, книги и бутерброды. Не отставали от мальчишек и некоторые девочки. – И вот в один прекрасный день я слетел с нарезки. Вот и все.
Мысль запала ему в голову в спортзале, когда на занятии по карате у старших ребят он случайно услышал объяснение, как получаются серьезные травмы. Никита подумал, что хорошо бы проверить это на практике – с помощью набранных в парке «Ретиро» веток и ручки от граблей, которую он, как я сегодня узнал, свистнул у садовников в том же парке. Своих главных мучителей Никита подкараулил на школьном дворе. Он до сих пор помнит звук, с которым ломались кости, и как быстро все произошло, а еще – повисшие плетьми руки и дурацкие гримасы на мордах трех злодеев. Их было трое, хотя могло быть и пятнадцать, но остальные, увидев, чем все обернулось, с громкими криками разбежались. Два учителя держали Никиту, а потом ему устроил разнос директор в своем кабинете. Он грозился вызвать полицию, сказал, что в этой школе Никите осталось пробыть считаные дни, пусть убирается куда угодно, им здесь такие головорезы не нужны, и вообще, хулиганье вроде него в конце концов попадает в тюрьму.
– Но нам ты всего этого не рассказал. И я считал директора человеком любезным и понятливым.
– Еще тот козел. Когда мы остались вдвоем, вмазал мне пару раз. У меня до сих пор в ушах звенит.
В завершение ужина я положил в стакан две мадленки и залил горячим молоком с медом – для меня это стало самым запоминающимся событием за весь день. Уже и не припомню, когда пробовал их в последний раз. Кажется, еще ребенком в родительском доме. В отличие от брата или сына, я не большой любитель выпечки и пирожных.