Стрижи

Комкая слова, Ольга сказала, что тогда она подаст на меня жалобу в полицию. Я ответил, что прежде ей придется полежать в больнице. Не стесняясь в выражениях, она кричала, что «ненавидит мужиков», и, наверное, в тот миг я в ее глазах представлял все это проклятое племя.

Потом попыталась задеть меня побольнее:

– Я соблазнила твою жену. С этим и оставайся, рогач гребаный.

По-прежнему спокойно я возразил, что все указывает на одно: она не изучила теорию Мейера, которого тут же и процитировал: «Так называемый лесбийский секс – это не более чем техника массажа». Господи, что тут с ней стало! Мудрец хренов, зануда и философишка – вот самые мягкие из полученных мною эпитетов. Я выразил притворное удивление: неужели «культурная на вид» женщина не знает Мейера? И конечно, Ольга в эту ловушку угодила. Будь она не такой разгневанной, догадалась бы, что никакого Мейера на свете нет и никогда не было.

Что еще она успела сказать? Что теперь ей понятно, почему Амалия считала меня самым большим несчастьем в своей жизни. Что трудно даже вообразить себе, как бедняжка могла столько времени терпеть рядом такого типа, как я. Что жизнь со мной наверняка была сущим адом. Я выслушивал все это с бесившим ее спокойствием и только с укором прищелкнул языком в знак того, что находил неуместными те выразительные средства, которыми она пользовалась, и посоветовал – ради бога! – впредь даже не пытаться вывести меня из равновесия. Пусть, если желает, торчит тут целый день, изрыгая всякие гнусности, но ко мне в дом ей попасть не удастся. А если вздумает воспользоваться моим отсутствием, ей же будет хуже! В ответ Ольга пробормотала, словно обращаясь к себе самой, что не понимает, как Амалия могла смириться с подобным запретом. Будь эта Ольга хоть чуть поумнее, сообразила бы: меньше всего Амалии хотелось, чтобы я отправился к ее родителям и довел их до потери сознания пикантными тайнами дочери.

9.

Неделю спустя я вел домой с прогулки Пепу, тогда еще совсем юную, ласковую и резвую. И, вывернув из-за угла примерно в ста метрах от нашего подъезда, увидел, как они вдвоем входят туда.

Первым моим порывом было кинуться следом или крикнуть им вдогонку что-то резкое. Потом я решил в самой жесткой форме напомнить Амалии о нашем с ней договоре и уж в любом случае выгнать ее подружку из подъезда – если понадобится, дав ей под зад коленом.

Но быстро сообразил, что, как бы ни спешил, не сумею догнать их, прежде чем они войдут в лифт, поэтому моя встреча с этой мерзавкой – разумеется, более чем неприятная – произойдет уже в квартире. И мысль о скандале, который взбудоражит весь дом, привела меня в состояние сокрушительной вялости. Поэтому я изменил план действий. К тому же по некоторым признакам можно было заподозрить, что Ольга держала Амалию в ежовых рукавицах. Вероятно, их отношения были вовсе не такими, какими я их видел или думал, что вижу. И, боясь совершить серьезную ошибку, я решил пустить в ход примитивный трюк: позвонил Амалии на наш домашний телефон и спросил про Никиту, хотя прекрасно знал, что сын еще не вернулся из школы. Якобы я обещал помочь ему с домашними уроками. Пусть подождет, а не уходит шляться с приятелями, если придет раньше. Словно между прочим я сообщил, что уже двигаюсь к дому и буду минут через пятнадцать. Несколько минут спустя я увидел выходившую быстрым шагом из подъезда Ольгу.

– Ты сменила духи? – спросил я Амалию.

– А тебе какое дело?

Какое дело? А такое, что не желаю, чтобы мне врали и держали за идиота, нарушая данное слово.

Думаю, Амалия по моим глазам прочитала, что подпольный визит ее подружки не остался для меня тайной. Чтобы не сомневалась, я это подтвердил, не переставая вкрадчиво улыбаться, на что она ответила угрюмой миной. Жена молчала, я тоже молчал. На беду, мы были фатально скованы между собой: ипотекой, кучей разных счетов и сообща подписанными договорами, нас связывали сын, ее родители, моя мать… Можно сказать, что мы ждали момента, когда останемся одни, чтобы скинуть наконец социальные маски и откровенно заявить друг другу о взаимной ненависти. Она не хотела, чтобы какие-то слухи просочились в прессу, где ее имя упоминалось довольно часто. Я не хотел давать повод для сплетен у себя в школе.