Читаем «Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре полностью

В своем полете песня не знает никаких границ, преград и пределов; она способна достичь любые сколь угодно отдаленные и скрытые от нее объекты – конечно же, она слышна Сталину в Кремле: «…в Кремле высоком / Слышишь ты, как мы поем»[1314]; «Даже песню Сталин слышит, / Что в степи пастух поет»[1315]; она «звенит в полях и селах» нашей Отчизны, она звучит далеко «над родимым краем[1316]» и разносится ветром по всей родной земле, становясь слышимой на далекое расстояние: «Ветер носит песню новую, далеко она слышна… / Над землею плодородною, что навеки нам дана»[1317]. Она проникает в разные страны света («Песни на Юг летят, / Песни мерзнут во льдах»[1318]), переносясь за пределы отечественного воздушного пространства: «Пусть ветры эту песенку / По свету разнесут[1319]»; «В Праге, Будапеште, Польше / Нашей песни слышен зов»[1320]

. «Не ведая преград», песня «летит над всей планетой»[1321]: «Песня дружбы, лети над планетой»[1322]; она достигает облаков: «И будет песня звенеть над тобой в облаках[1323]» и даже космических пространств: «Эта песня дерзкая, / Песня пионерская, / Ей доступна дальняя звезда[1324]. Таким образом, она охватывает своим звучанием весь земной шар, весь мир, всю вселенную. Наделенная свойством всепроницания, она способна преодолевать встречающиеся на ее пути преграды, которые не в состоянии ни заглушить ее, ни удержать: она звенит «Сквозь ветры, штормы, через все преграды»[1325]; «ее не удержат посты и границы, / Ее не удержат ничьи рубежи[1326]».

Помимо умения летать, песня наделяется также способностью перемещаться, передвигаться иным способом – она может шагать

: «Впереди шагает, / Устали не знает, / Шагает! шагает! / Она в пути всегда!»[1327]. И шагает она [равно как и летает] «по всему свету»: «Песня шагает по свету»[1328]. Конечно, эта особенность песни проявляется прежде всего в тех текстах, которые создавались как походные; именно в походной пионерской песне ее образ становится попутчиком поющих: «Вместе с песней молодой походною / Было рядом нам легко шагать»[1329]; «С хорошею песней веселой / Все вместе мы дружно идем»[1330].

Выполняет песня и важную общественную функцию; она «собирает друзей / В круг, в круг, в круг»[1331]; она «смелых скликает в поход»[1332]; она обладает некими цементирующими свойствами, скрепляя собою дружбу: «И дружба пионерская той песней скреплена

[1333]». Она не только бесцеремонно стучится в каждый дом («И вместе с песней к товарищу в дом, / Ветер странствий стучись[1334]), но и входит в каждый дом: «Пионерским твердым шагом / Входит песня в каждый дом»[1335]. И наконец, она обладает силой воздействия на зарубежных товарищей: «Песни те, что мы поем, / Поднимает, словно знамя, / Молодежь за рубежом…»[1336].

Вся советская страна представлена в песне поющим миром («Сколько песен! Сколько смеха!»[1337]); здесь поет все и вся, как в праздник («Встретит праздник песнями / Любимая страна»[1338]), так и в каждодневной жизни: «На каждом перроне поют, / И в каждом вагоне поют, / Хорошие песни, / Веселые песни / Товарищи наши поют»[1339]. С песней проходят школьные годы («Школьные годы чудесные / С дружбою, с книгою, с песнею»[1340]; она сопровождает пионеров в походе («Мы в поход идем отрядом, / Хором песню мы поем»[1341]

; «И в любом походе, / При любой погоде, / Мы не унываем, весело поем!»[1342]; в пионерском лагере, где «Мы подружимся за лето, / Много песен будет спето»[1343]; она поется у костра («И конечно с тобою у костра запоем»[1344]); в колхозе («И несется песня по колхозным селам…»[1345]; «Нынче в колхозе звенят не смолкая / Песни о мудром вожде, / Песни о самом большом урожае, / Песни о мирном труде»[1346]. Песню поют, гуляя по лесам и лугам («Мы идем, / По лесам идем, <…>/ Мы поем…»; «Мы поем / Мы в лугах поем…»), плывя по реке на лодке («По реке плывем <…> / Мы поем…»); над рекой («Над рекой поем»[1347]) и даже катаясь на лыжах: «Когда на лыжах мчишься с гор <…>/ Ты песню запоешь»[1348].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Биография
Собрание сочинений. Том 2. Биография

Второй том собрания сочинений Виктора Шкловского посвящен многообразию и внутреннему единству биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. В томе объединены ранняя автобиографическая трилогия («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковые воспоминания об Отечественной войне, написанные и изданные еще до ее окончания, поздние мемуарные книги, возвращающие к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устные воспоминания о В. Маяковском, ставшем для В. Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе. Шкловскому удается вместить в свои мемуары не только современников (О. Брика и В. Хлебникова, Р. Якобсона и С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума), но и тех, чьи имена уже давно принадлежат истории (Пушкина и Достоевского, Марко Поло и Афанасия Никитина, Суворова и Фердоуси). Собранные вместе эти произведения позволяют совершенно иначе увидеть фигуру их автора, выявить связь там, где прежде видели разрыв. В комментариях прослеживаются дополнения и изменения, которыми обрастал роман «Zoo» на протяжении 50 лет прижизненных переизданий.

Виктор Борисович Шкловский

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Литературоведение / Документальное / Критика