Троица за стойкой и бармен удивленно уставились на меня. С моей точки зрения, ни на мне, ни во мне не было ничего, чтобы так глазеть.
— Пачку «LМ», пожалуйста, — попросила я. Голос звучал пискляво, как-то по-детски, я начала злиться, а тут еще сосед справа решил проявить интерес.
— Привет, — сказал он. — Что-то я те-
Бя здесь раньше не видел.
— Неудивительно, я проездом.
— Разве спортсменки курят? — спросил он, кивнув на ракетку.
— Я только носильщик.
Я прикидывала, стоит ли спросить о Лешке. Решив, что не стоит, взяла сигареты и пошла к выходу.
— Может, встретимся? — крикнул вслед парень.
— Ага, в будущем году в Уимблдоне.
Я вышла из душного полумрака. Куда же мог подеваться Алексей? Ломая голову над этой загадкой, я едва не проглядела предмет своего беспокойства: появившись откуда ни возьмись, Алексей садился в «Ниву». Я шарахнулась за угол и стала осторожно пробираться к своим «Жигулям»" но тут меня ждал сюрприз: машина заперта, а паренька и след простыл. Взвыв от досады, я принялась шарить вокруг глазами и увидела своего шофера: он бежал с противоположной стороны улицы, нарушая все возможные правила дорожного движения. «Нива» тем временем покинула стоянку и влилась в поток машин. Рискнув жизнью без видимой пользы, парень открыл машину и виновато объяснил:
— За газетой сбегал, в киоск, одуреешь так сидеть…
Я ничего не ответила: мое внимание привлекла вишневая «восьмерка» с тонированными стеклами, которая плавно тронулась с места и покатилась за «Нивой». Именно за ней — это было мне ясно с первой секунды. Почему — объяснить бы не смогла, ясно и все. «Это хвост», — подумал Штирлиц…
— Давай вон за той «восьмеркой».
— Как? — ошалел парень. — Мы ж за «Нивой», ты что, сдурела совсем? А ну, катись из машины, — прорычал он агрессивно, однако с места тронулся и «восьмерке» на хвост сел.
— Не торопись, — тоном бывалого сыщика заметила я. — А то засекут.
— Вы из милиции, что ли? — вдруг перешел он на «вы».
— Ага. Только значок дома забыла.
Мы замерли на перекрестке в шахматном порядке:Алексей, чуть позади «восьмерка» и на почтительном расстоянии — мы. И тут произошло нечто непонятное — мистика, да и только. Светофор мигнул, мы тронулись прежним порядком, и вдруг Алексей исчез: только что был, и вдруг нет!
«Восьмерка» бестолково задергалась: рванула вперед, притормозила, вильнула направо, опять вернулась… Мне все было хорошо видно через ветровое стекло: «хвост» Алексея потерял. Правда, я тоже. Но опечалило меня это несравненно меньше.
— Тормозни на остановке, — попросила я, вручая парню двадцать долларов и оставила его с неудовлетворенным любопытством и мутной тоской по иной, богатой приключениями жизни.
На дачу я вернулась автобусом и сразу-поняла, что опоздала. Открыла калитку, бесшумно поднялась по ступеням и тихонько позвала:
— Алеша!
Он вынырнул откуда-то справа, схватил за плечи, я взвизгнула, сердце оборвалось. С трудом отдышавшись, я заорала на него:
— Спятил? Эдак человека до инфаркта доведешь!
— Ты где была? — сурово спросил он, глядя волком.
— Тут неподалеку, на дереве сидела, — пожала я плечами и прошла на веранду. Там сбросила сумку, извлекла из нее ракетку с биноклем; ракетку зашвырнула на шкаф, а бинокль поставила на подоконник, где вчера его обнаружила.
— Что, вот так целый день и сидела? — усмехнулся Алексей.
— Вот так. Береженого Бог бережет.
Слышал такую поговорку?
— Дорогуша, ты часом срок не мотала?
Веры в тебе, как в бывалом зеке.
— Точно. Потому до сих пор и гуляю на свободе.
Алексей передернулся, видно, приняв мои слова на свой счет, хмыкнул и потопал на кухню, недовольно ворча:
— Лучше б жрать приготовила. Пользы от тебя ни на грош…
Я устыдилась, в кухню бросилась резво, изловчившись опередить его в дверях, и засновала от стола к плите, суетливо и довольно бестолково. Алексей, устроившись у окна, курил и на меня поглядывал, не скажу, что одобрительно, но и без злости. Я нажарила картошки, сделала огромную миску салата, нарезала колбасы. Втайне надеясь на похвалу, собрала на стол и поглядела на Алексея слегка заискивающе.
— Ну как? Есть от меня польза?
— Это я и сам смогу. Нет бы щей сварила, поди, не умеешь. Вот почему так: если баба красивая, так непременно по хозяйству ни на что негодная?
— Ешь, хозяйственный, — улыбнулась я. — Щи завтра сварю. И вообще, я способная, просто сейчас не в лучшей форме.
— Чего меня в доме не ждала?
— Говорю, испугалась. Кто знает, что у тебя на уме? Вот я бдительность потеряю, ты меня и сдашь.
— Дура баба. Хотел бы — давным-давно бы сдал.
— Вот я и подумала: посижу-ка лучше на дереве. Для успокоения нервов. А ты как съездил?
— Нормально, — кивнул он. — Повидался.
— И что?
— А ничего. Воспитывал. Мол, слушай старших, а старшие решили так-то. Мирил с Серым…
— Да ну? — притворно удивлялась я. Что улетевший в кусты брюнет скорее всего Серый и есть — это стало мне ясно еще на дереве.
— Ну да. Явился и Серый… морда наглая… замириться, значит…
— А ты?
— Поколебался для порядка, по роже ему съездил, потом остыл, потому как я старших всегда слушаю. Вник, прочувствовал и понял.
— А Серый?