Все вокруг было серо-коричневым. Земля. Скалы. Остовы деревьев. Небо. Даже солнце казалось серым. И только на горизонте торчала одинокая черная гора, похожая на замок…
Замок?
– Обсидиан, – сложным тоном проговорил Ренар.
– Проклятая Пустошь, – таким же тоном добавил Морис.
Где-то рядом голодно завыло.
Глава 16
О заговорах и трепетных розах
Допрос студентов темного факультета, а заодно подозреваемого в причастности к исчезновению княжны Волковой-Мортале и братьев Д`Амарьяк, шел уже второй час. И третий раз по кругу.
Вычислить настоящих виновных не получалось. Ни у Людвига, ни у генерала Энна, главы Кроненштутц, ни у его величества никаких идей, в какую сторону искать, так и не появилось. Все опять упиралось в Курта. Настолько явно и топорно упиралось, что даже первогодок Жандармского училища, и тот бы засомневался в его вине.
– Толку от ваших показаний, баронесса де ла Брильен, с кошкины слезы, – вздохнул Людвиг и потер виски. – А вы, маркиза Хоббстен, как будто задались целью все только запутать! Как вы могли допустить все это безобразие? А казались такой разумной, благовоспитанной и ответственной леди! Я в вас разочарован!
Не то чтобы Людвиг в самом деле в чем-то ее винил или не мог сдержать дурного нрава. Но! Гельмут у нас благороден донельзя, мимо юной и прекрасной девы в беде не пройдет никогда. Вот и приходилось изо всех сил изображать эту беду. Ему, Ужасу-и-Кошмару, не привыкать.
Бриттская роза всхлипнула, на ресницах задрожали слезы, но царственную осанку она не потеряла и так же царственно огрызнулась:
– Я делала все возможное, чтобы сохранить репутацию моей подруги! – огрызнулась она нежным-нежным голосочком и легонечко так, искоса бросила взгляд на Гельмута. Мол, спасите меня, ваше величество! Умничка. Отличная будет королева. – Откуда мне было знать, что эта побрякушка – портал? Я так старалась… а вы… вы…
– Люци, сбавь тон, – велел Гельмут.
– Мадемуазель Элиза объясняла им, что пить коньяк в таких количествах нельзя, – по десятому кругу поддержала подругу мадемуазель. – Но эта ваша Вульф… никаких манер! Дикарка!
– Если бы вы столько же внимания уделяли учебе, сколько манерам княжны, баронесса… – вызверился Людвиг и снова грозно уставился на бриттку: – Прекратите разводить сырость, леди. Возьмите себя в руки и вспомните еще раз…
– Достаточно, Людвиг. – Гельмут поднялся, и все находящиеся в кабинете тоже встали. – Леди Хоббстен сказала все, что могла. А твое поведение ни в какие рамки не лезет! Устроил тут…
– Допрос, ваше величество. Как и положено, – вовсе не нежно огрызнулся Людвиг.
– Я… я все понимаю, ваше величество! Полковник Бастельеро лишь выполняет свой долг. Я готова помочь всем, чем смогу… Ольга… она же моя подруга…
Людвиг восхитился искренностью тона, дрожанием ресниц и взволнованным вздыманием груди. Умница, девочка. Вся такая хрупкая, трепетная и благородная – воплощенный идеал Гельмута. Правда, когда он женится, обнаружит в нежной розе еще несколько изумительных, очень полезных для королевы качеств. К примеру, стальной стебель и вполне себе острые и ядовитые шипы. Так что любимую королевскую забаву «смени шесть фавориток за год» ему придется прекратить. Ее величество Элиза со всем трепетом и нежностью прищемит Гельмуту я… кхм… в общем, что надо, то и прищемит.
– Поверьте, леди Хоббстен, мы очень ценим вашу помощь, – проворковал Гельмут. – Полковник не посмеет больше вызвать ваших слез, моя дорогая.
– Вы покидаете нас, ваше величество? – на всякий случай уточнил генерал Энн, безуспешно пытаясь скрыть надежду на положительный (и скорейший) ответ.
В качестве ответа Гельмут сделал несколько шагов к двери. Которая почтительно перед ним открылась.
– Ждите здесь, – велел доктору Курту и лейтенанту Веннеру Людвиг и последовал за королем.
Следующая дверь, ведущая из холла Кроненштутц на площадь, открылась так же почтительно и бесшумно. И ровно в этот момент Гельмут слегка замедлил шаг.
– По-моему, дело совершенно очевидное, – вроде бы сопровождающим его генералу и полковнику, но на самом деле на публику, хмуро заявил Гельмут. – Я крайне сожалею о своем доверии доктору Курту. Вопиющая, просто вопиющая неблагодарность! Суд будет суров и справедлив. Все получат по заслугам!
Вытянувшие шеи и насторожившие уши газетчики быстро застрочили в блокнотах. Засверкали вспышки магокамер. Какой-то особо наглый журналюга через голову охраны проорал свой вопрос, но его тут же заткнули.