Строптивые фавориты

23 апреля, в день Святого Георгия, состоялась коронация Анны. Церемония странным образом совпала с днем коронации ее отца семнадцать лет назад. Поскольку Анна уже передвигалась с трудом, было изготовлено специальное кресло с низкой спинкой, обитое алым бархатом, на котором четыре йомена перенесли ее из Вестминстер-холла в Вестминстерское аббатство. Как сообщали очевидцы, это выглядело триумфом принцессы, истинного борца за веру. Анна под алой мантией, отороченной горностаем, была облачена в платье из золотой парчи, ее шиньон с длинными локонами и завитками был усыпан алмазами. Она мужественно вынесла ритуал, продлившийся почти двенадцать часов, и вернулась в Вестминстер-холл, где был дан пышный коронационный банкет.

Народу теперь предстояло смириться с тем, что им управляет женщина. Недовольство этим было довольно сильно еще потому, что надвигалась война, в качестве вождя каковой она, полуинвалид, была совершенно непригодна. Естественно, угодливые писаки и тут постарались польстить королеве, стараясь вознести ее на уровень библейских героинь. Так, ее прославляли как «Девору[68] нашего английского Израиля» и побуждали ее подхватить песнь Юдифи, которая, убив Олоферна, возликовала: «Господь всемогущий поверг его десницей женщины». Весьма популярным оказалось мнение, что Бог намеренно унизил Людовика XIV, противопоставив ему правительницу-женщину, дабы сделать «падение этого надменного монарха более мучительным и неловким». Впоследствии Анна проявляла чрезвычайную осторожность в делах ведения войны, по ее собственному выражению, «она доверяла сие подходящим людям, а именно герцогу Мальборо и главнокомандующим ее вооруженных сил в Шотландии и Ирландии». В начале ее правления Мальборо прислушивался к пожеланиям королевы при повышении офицеров в чинах. Например, касательно производства в капитаны некого офицера он без околичностей заявил Годольфину:

– Я постараюсь делать лишь то, что ей угодно.

В его отсутствие все аспекты политики Анна обсуждала с лордом-казначеем Годольфином. Сара ядовито говорила, что он был подобен для нее «старой няньке, направляя королеву в ее состоянии беспомощного невежества с заботой и нежностью отца или опекуна». Тайный совет более не играл существенной роли в управлении государством, большинство его функций перешли к кабинету министров. Когда Мальборо находился за границей, его отчеты по военному положению и действиям с союзниками часто зачитывались на заседаниях кабинета вслух. И королева, и кабинет позволяли ему действовать с большой свободой как на полях сражений, так и на дипломатическом поприще.

Парламент без особых проволочек выделил королеве содержание по цивильному листу в размере 700 000 фунтов, получаемых от таможенных, акцизных и почтовых сборов, но из-за недоимок эту сумму никогда не удавалось собрать полностью. Из этих денег королева должна была оплачивать не только расходы на содержание двора и хозяйственные нужды, но также и правительственные затраты, жалованье и пенсии судьям, дипломатам и правительственным чиновникам. К тому же ей было запрещено постоянно отчуждать королевские средства. Это ограничение было введено из-за того, что Вильгельм III постоянно раздавал огромные суммы своим фаворитам[69]. Поэтому Анна жаловалась Саре, что «миссис Морли не имела власти давать столько, сколько другие до нее». Сама Анна избрала для себя образцом королеву Елизавету I, хотя между ними не было совершенно ничего общего: Анна не получила и малейшей доли тех знаний, которыми обладала Елизавета, взошла на трон позднее и в совершенно немощном состоянии. Однако она взяла собственным девизом тот, которым руководствовалась Елизавета: «Semper Eadem»[70]

. Анна, похоже, очень дорожила молитвенником королевы Бесс с записями ее мыслей, и своей рукой занесла собственную молитву на внутреннюю сторону обложки. Весьма популярно было также сравнение новой королевы с матерью-кормилицей для всех своих подданных, которая «управляет ими с нравственной силой и нежностью». Анна возродила обычай излечения золотухи прикосновением – чудесная сила, которую английские наследственные монархи получили еще от Эдуарда Исповедника[71]. Ее дядя, Карл II, возложил руки примерно на сто тысяч подданных, но Вильгельм III эту практику прекратил. После обряда каждый человек получал кусочек «целительного золота», подвешенный на белой ленте.