Струги на Неве. Город и его великие люди

И тогда на помощь пришёл русский. Берониус не знал точно – чем, молитвами или чудесным прегорьким напитком, но отец Иоанн его вылечил. Причём вместе с сыном Василием – весьма смышлёным мальчуганом, во всём помогавшим отцу. Именно Василий, пока отец Иоанн молился, показал ритмейстеру принесённую в узелке кипу какого-то сушёного мха или лишайника и предупредил, что питьё будет отвратным на вкус – в ответ Берониус согласно закивал. Потом парень бросил горсть сушенья в котелок, накрыл крышкой и долго кипятил на огне. После чего, обхватив тряпками, перетащил котелок на стол и дал вареву отстояться.

Поп взял принесённый с собой деревянный кубок, аккуратно налил в него немного варева и, предупредив: «Пей разом!» – поднёс кубок к губам шведа.

Мальчонка в тот же момент приподнял Якобу голову.

Научившийся почти за десять лет службы в Ниеншанце немного понимать и говорить по-русски, Берониус послушно проглотил самое гадкое пойло, какое только доводилось пить за пятьдесят с лишним лет его неспокойной жизни, – и бессильно откинул голову на подушку.

– Скоро полегчает, – перекрестил больного священник, – хворь твоя тяжкая. Васю оставлю, будет за тобой ходить.

О! Базиль, так он прозвал поповича, ухаживал за Якобом как родной сын (какового у ритмейстера никогда не было), стирал и сушил куски полотна, вытирал ими пот с тела больного. И – трижды в день – поил одинаковыми порциями поповского варева. Сначала стало легче дышать, потом больной стал отплёвывать из нутра всякую дрянь в принесённый поповским сыном деревянный таз, а потом ежедневно навещавший начальника корнет понял, что с надеждами занять место ритмейстера можно расстаться.

Больше месяца выхаживал заботливый Базиль старого шведа! За это время, от нечего делать, офицер научил толкового парнишку писать и говорить по-латыни, по-шведски и по-немецки, а сам усовершенствовался в русском языке. Базиль был высок, крепок, светловолос, голубоглаз – ну настоящий швед! Наверное, таким бы был сын Берониуса, если бы он ранее озаботился создать семью. Выздоровев и отправившись с мальчуганом на первую прогулку за город, он по-солдатски напрямую спросил, сколько денег должен отцу Иоанну за чудесное избавление и что может сделать лично для него.

– Что вы, гере Берониус, – серьёзно ответил попович, – батюшка монет не возьмёт. Да и зачем вы нас подводите: король шведский запрещает брать православным священникам деньги за совершение служб.

– Да, да я совсем забыл, – смутился офицер. – А на обустройство своей церкви поп может взять?

– Нам не нужно привлекать внимание богатством, пока вы, шведы, находитесь на этих землях. Первый же лансман отберёт дорогие праздничные облачения, солдаты отнимут диксос и потир[39]

, если первый будет серебряный, а не из олова, а второй – не деревянный; а возмутимся – ещё превратят православный храм в очередную конюшню.

– Это верно, – вздохнул Берониус. – Кстати, своим рейтарам я никогда не позволял так поступать. Не надо гневить Его, – ритмейстер указал длинным указательным пальцем в небо. Как же быть? Вы спасли меня, и я обязан отблагодарить отца Иоанна! Слушай-ка, давай я ещё подучу тебя говорить по-шведски – и устрою в училище в Нотебурге, там комендантом мой старинный приятель – майор Граве. Да, ты православный. Но разрешил же в своё время наш король оставить один католический монастырь в Швеции, я, кстати, в твоём возрасте даже учился у его монахинь. Почему же мой друг Граве не прикажет принять в качестве исключения одного православного ученика – поверь, с Францем спорить не посмеют. Мы вместе прошли через много битв. Он не умеет спорить, способен только бить да резать – кто ж его решится разозлить! Не бойся, это мы с ним так шутим. Пугаем глупых толстых бюргеров. Представь только: ты окончишь школу и получишь должность в Ореховском уезде! Перед тобой откроется возможность сделать карьеру.

– Благодарю, гере Берониус, но моё дело – сменить отца, когда придёт пора. К тому же, чтобы иметь какие-то возможности на службе, надо перейти в лютеранство, как сделали некоторые русские дворяне, склонившиеся перед вашим королём. Для меня предать веру невозможно. Это всё, что осталось у нас своего на Ижорских землях.

– Хорошо, хорошо, юный упрямец, – махнул рукой ритмейстер. – Жаль, что тебя сейчас не слышит ваш московский обер-поп, он бы обязательно нашёл для тебя награду! Я что-нибудь придумаю сам, а ты, пока отец не заедет, всё равно останешься жить у меня. Не могу рисковать твоей жизнью, отпустив одного, без денег, искать отца. Он же объезжает пустующие приходы?

– Да, взамен умерших священников. Вы же не разрешаете назначать новых из нашего царства. Вот и приходится отцу почти постоянно быть в дороге – люди рождаются, женятся, умирают. Их надо крестить, венчать, отпевать.