Читаем Струги на Неве. Город и его великие люди полностью

Присутствующие в изумлении уставились на барона Горна.

– Как воюют русские, вы знаете? – с усмешкой на губах объяснял офицерам Горн. – У них командует не самый умелый генерал, как в любой приличной армии Европы, а самый знатный дворянин. При нём и лучшие, отборные части. Воеводы Потёмкин и Пушкин подчиняются даже не напрямую своему государю Алексею, а – Новгородскому воеводе принцу Голицыну или, как именуют русские всех своих многочисленных принцев, кроме детей их монарха, – князю. И если бы этот важный русский князь лично прибыл сейчас под Нотебург из своей ставки, как я в Ниеншанц из Нарвы, – повод беспокоиться был бы нешуточный. Он захватил бы с собой все регулярные стрелецкие роты, а также стоящий неподалёку в его владениях полк новой русской кавалерии.

Артиллерист понимающе улыбнулся, Киннемонд и Берониус согласно закивали: действительно, новгородский воевода озаботился бы привести более значительные силы, чем камергер Потёмкин.

– Но князь в Новгороде, – широко улыбнулся барон Горн, – его милость Голицын почему-то не вышел в поход сам, а потому и людей дал воеводам из тех, что похуже – не может же он отдать свои лучшие войска. Расчёт прост: получи он приказ царя выступать, кого ему тогда придётся возглавить? Всякий сброд? На это знатный русский барин никогда не пойдёт. Лучшее всегда будет при нём, то, что похуже – при подчинённом, а всякая дрянь – при ещё менее значительном начальнике – и так далее. Потому мы имеем следующее: ближайшие сильные русские регименты стоят в Новгороде и никуда без князя Голицына не выступят, а те, кого привели с собой Потёмкин и Пушкин, – не стоят и внимания. Кексгольмский комендант Роберт Ярн, говорят, хочет поймать обоих воевод и посадить на цепь, на которой русским медведям самое место.

Офицеры дружно засмеялись. На стенах задрожали причудливые тени.

– Я не стал бы недооценивать русских, в тюрьмах у которых сиживали на цепях персоны позначительнее гере Ярна, – заговорил молчавший весь военный совет Карл Мёрнер.

– Мы внимательно вас слушаем, – почтительно склонил голову в его сторону Густав Горн.

– Нам следует молиться, что царь Алексей послушал не патриарха Никона, а своего фаворита Ордин-Нащокина, – начал неторопливо развивать свою мысль экс-губернатор. – Да, да, гере генерал-лейтенант, – он умышленно назвал барона только по званию, – у меня остались кое-какие старые связи. И я знаю, что Никон просил царя послать всё его огромное войско в наши края. Не менее пятидесяти тысяч человек! Всё население Ингерманландии вряд ли дотянет до этой цифры, особенно после массового бегства крестьян! И в Ореховском, в Кексгольмском уездах пустошей всё прибавляется. Помещики, похоже, не понимают, что с человека можно содрать только одну шкуру, ну да ладно. Вернёмся к теме совета.

Поход войска во главе с царём, превосходной осадной артиллерией московитов, означал бы конец Нотебургу и прочим менее значимым крепостям. О Ниеншанце и говорить не стоит. Наши коменданты, кроме старого ворчуна Граве, совсем заврались и после моей отставки слали в Стокгольм отчёты, в которых расписывали прекрасные крепости, готовые отбить любой штурм. А на деле – все требуют серьёзной починки! И Нотебург тоже! Я знаю, гере барон: вы, когда узнали о подлогах, докладывали о действительном состоянии укреплений, но время-то было упущено! Конечно, за враньё Короне этих офицеров следовало бы казнить, но сейчас не до разбирательств. К тому же у них есть прекрасный шанс умереть в бою за короля!

– Я почти не сомневаюсь, – спокойным тоном продолжал Мёрнер, – что все жители края, исповедующие православие, станут добровольными шпионами и помощниками русских. На крестьян же – немецких колонистов и лютеран, которых московиты именуют латышами, нам рассчитывать не стоит. Их или перебьют, воспользовавшись суматохой, духовные дети главного русского попа Никона, или они сами попрячутся по болотам и лесным заимкам, а кто побогаче – убежит под защиту крепостных стен в Нарву. Значит, мы остаёмся без лазутчиков, если не считать русских дворян, принявших лютеранство. Но ещё большой вопрос, захотят ли они рисковать. Вероотступников в Московии не жалуют.

– Скажите, – обвёл тяжёлым взглядом всех присутствующих Мёрнер, – многие из вас могут вечером перейти по деревянному мосту из крепости в Ниен, миновать его и отправиться на прогулку за русские поселения? Без солдат, естественно.

Офицеры непонимающе заёрзали на стульях. Задёргались жёлтые языки на свечах, тень Горна вновь обрела черты хищной птицы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербург: тайны, мифы, легенды

Фредерик Рюйш и его дети
Фредерик Рюйш и его дети

Фредерик Рюйш – голландский анатом и судебный медик XVII – начала XVIII века, который видел в смерти эстетику и создал уникальную коллекцию, давшую начало знаменитому собранию петербургской Кунсткамеры. Всю свою жизнь доктор Рюйш посвятил экспериментам с мертвой плотью и создал рецепт, позволяющий его анатомическим препаратам и бальзамированным трупам храниться вечно. Просвещенный и любопытный царь Петр Первый не единожды посещал анатомический театр Рюйша в Амстердаме и, вдохновившись, твердо решил собрать собственную коллекцию редкостей в Петербурге, купив у голландца препараты за бешеные деньги и положив немало сил, чтобы выведать секрет его волшебного состава. Историческо-мистический роман Сергея Арно с параллельно развивающимся современным детективно-романтическим сюжетом повествует о профессоре Рюйше, его жутковатых анатомических опытах, о специфических научных интересах Петра Первого и воплощении его странной идеи, изменившей судьбу Петербурга, сделав его городом особенным, городом, какого нет на Земле.

Сергей Игоревич Арно

Историческая проза
Мой Невский
Мой Невский

На Невском проспекте с литературой так или иначе связано множество домов. Немало из литературной жизни Петербурга автор успел пережить, порой участвовал в этой жизни весьма активно, а если с кем и не встретился, то знал и любил заочно, поэтому ему есть о чем рассказать.Вы узнаете из первых уст о жизни главного городского проспекта со времен пятидесятых годов прошлого века до наших дней, повстречаетесь на страницах книги с личностями, составившими цвет российской литературы: Крыловым, Дельвигом, Одоевским, Тютчевым и Гоголем, Пушкиным и Лермонтовым, Набоковым, Гумилевым, Зощенко, Довлатовым, Бродским, Битовым. Жизнь каждого из них была связана с Невским проспектом, а Валерий Попов с упоением рассказывает о литературном портрете города, составленном из лиц его знаменитых обитателей.

Валерий Георгиевич Попов

Культурология
Петербург: неповторимые судьбы
Петербург: неповторимые судьбы

В новой книге Николая Коняева речь идет о событиях хотя и необыкновенных, но очень обычных для людей, которые стали их героями.Император Павел I, бескомпромиссный в своей приверженности закону, и «железный» государь Николай I; ученый и инженер Павел Петрович Мельников, певица Анастасия Вяльцева и герой Русско-японской войны Василий Бискупский, поэт Николай Рубцов, композитор Валерий Гаврилин, исторический романист Валентин Пикуль… – об этих талантливых и энергичных русских людях, деяния которых настолько велики, что уже и не ощущаются как деятельность отдельного человека, рассказывает книга. Очень рано, гораздо раньше многих своих сверстников нашли они свой путь и, не сворачивая, пошли по нему еще при жизни достигнув всенародного признания.Они были совершенно разными, но все они были петербуржцами, и судьбы их в чем-то неуловимо схожи.

Николай Михайлович Коняев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза