И именно таких условно осужденных, которым, впрочем, не избежать своей судьбы, прошлое беспрестанно нам показывает. То были довольно наивные осужденные, удивительно терпеливые. Жизнь била по ним со всех сторон — справа, слева, — а они не понимали порой, откуда нанесен удар. Существовали арендная плата, плата за жилье, пошлины, обложенная габелью соль, обязательные закупки на городских рынках, подати. И эти требования так или иначе надлежало оплачивать звонкой монетой, а если не было серебряной монеты, то по меньшей мере медной. Бретонский арендатор г-жи де Севинье 15 июня 1680 г. доставил ей свою арендную плату: тяжелейший груз медных денье, всего на сумму 30 ливров 2
. Пошлины на соль, долгое время взимавшиеся натурой, стали во Франции в обязательном порядке выплачиваться в деньгах после эдикта от 9 марта 1547 г., принятого по наущению оптовых торговцев солью3.«Звонкая» монета тысячами путей внедрялась в повседневную жизнь. Государство нового времени было крупным ее поставщиком (налоги, денежные выплаты наемникам, жалованье Должностным лицам) и извлекало (не одно оно!) немалую выгоду из смены ее владельцев. Обладателей выгодных мест было довольно много: тут и сборщик чрезвычайного налога, и сборщик габели, и ростовщик, и собственник, и крупный купец-предприниматель, и «финансист». Их сети были раскинуты повсюду. И естественно, такие богачи нового рода, как и сегодняшние, не вызывали симпатии. В музеях на нас смотрят с картин лица тех, кто оперировал деньгами; и не единожды художник выражал ненависть и презрение к ним простого человека. Но эти чувства, эти приглушенные или громко высказанные требования, питавшие постоянное народное недоверие к деньгам как таковым (недоверие, от которого нелегко было избавиться первым экономистам), — все это в конечном счете почти не изменяло хода вещей. По всему миру крупные денежные потоки образовали маршруты, привилегированные перевалочные пункты, выгодные точки сопряжения с торговлей «королевскими товарами», приносившей огромные прибыли. Магеллан и Элькано совершили кругосветное плавание в трудных и драматических условиях. Но Франческо Карлетти и Джемелли Карери-первый с 1590 г., а второй с 1693 г-объехали вокруг земного шара с мешком золотых и серебряных монет и с тюками отборных товаров. И возвратились домой4
.Разумеется, деньги были признаком (так же как и причиной) изменений и переворотов в денежной экономике. Они были неотделимы от того движения, которое ее порождало и создавало. В объяснениях, которые в старину давались на Западе, деньги слишком часто рассматривались сами по себе, а определение им давалось путем сравнения. Деньги суть «кровь общественного организма» (банальный образ, бытовавший задолго до открытия Гарвея)5
, они — «товар»; эта истина повторялась на протяжении столетий. По словам Уильяма Петти (1655 г.), «они, так сказать, жир в политическом организме: избыток вреден для подвижности последнего, а недостаток вызывает заболевания»6,- это, скорее, суждение медика. В 1820 г. один французский негоциант объяснял, что деньги «вовсе не плуг, с помощью, которого мы возделываем землю и взращиваем плоды». Они лишь помогают обращению товаров «наподобие масла, которое облегчает движение машины; когда ее колеса достаточно притерлись, избыток смазки только вредит их работе» 7; а это взгляд механика. Но такие образы все же более подходят, нежели* весьма спорное утверждение Джона Локка, относящееся к 1691 г.: хороший философ и неважный экономист, он, как мы бы сказали, отождествлял деньги и капитал 8; это примерно то же, что смешивать деньги и богатство, меру и измеряемую величину. Все эти определения оставляли в стороне главное, а именно-самое денежную экономику, в действительности давшую смысл существованию денег. Она утверждалась только там, где люди испытывали в ней надобность и могли выдержать ее издержки. Подвижность денег, их усложнение были функцией подвижности и усложнения экономики, которая влекла их за собой. В конечном счете будет столько видов монеты и монетных систем, сколько будет экономических ритмов, систем и ситуаций. В конце концов все занимает определенное место в единой игре без всяких тайн. При одном условии: все время, или почти все время, повторять себе, что существовала отличная от нынешней многоэтажная денежная экономика Старого порядка, незавершенная и не распространявшаяся на всех.