СТРУКТУРЫ ПОВСЕДНЕВНОСТИ: возможное и невозможное

Сознательное, преднамеренное зонирование

разделило богатых и бедных, отбросив на периферию города «неудобные» виды деятельности и промыслы, например извозный. У извозчиков был свой отдельный город за Лиговским каналом — нищий, со множеством пустырей, со скотопригонным рынком. К востоку от Адмиралтейства Литейный двор (деревянное здание, построенное в 1713 г. и перестроенное в камне в 1733 г.) соседствовал с Арсеналом, построенным в 1770–1778 гг. графом Орловым. В городе был и Монетный двор, были и свои мельницы на Неве ниже и выше города; городские ремесленники питались лучше, нежели ремесленники шведские и немецкие: они могли позволить себе кофе каждый день и водку перед обедом. В городе изготовляли великолепные ткани того же типа, что голландские, а в его окрестностях Шпалерная мануфактура, созданная по образцу мануфактуры Гобеленов, поставляла прекрасные ковры. Более всего споров вызовет сосредоточение розничных лавок в обширных Гостиных дворах, как в Москве. С 1713 г. один такой Гостиный двор существовал на «Петербургском острове», возле Петропавловской крепости, потом возник другой возле Адмиралтейства. В результате пожара, уничтожившего в 1736 г. первый рынок, он был перенесен и расположился в 1784 г. по обеим сторонам «большой Першпективы». Такая концентрация вынуждала петербуржцев к дальним поездкам. Но цель была достигнута: за парадными кварталами был сохранен их официальный и жилой характер.

Вполне очевидно, что это не устраняло определенного беспорядка: случалось, убогие лачуги соседствовали с дворцами, а огороды, на которые стекались ростовские мужики-огородники, — с парками, где по праздничным дням играла военная музыка. Да и могло ли быть иначе в быстрорастущем городе, располагавшем такими преимуществами, как высокие цены, большой спрос на рабочую силу, большие средства и желание правительства строить. В Санкт-Петербурге насчитывалось 74273 жителя в 1750 г., 192486 — в 1784 г., 217948 жителей в 1789 г. В городе было в 1789 г. 55 621 человек матросов, солдат и кадет с их семьями, т. е. больше четверти его населения. Эта искусственная сторона характера агломерации проявлялась в огромной разнице между численностью мужского и женского населения: 148 520 мужчин на 69428 женщин. Петербург был гарнизонным городом, городом служилого люда и молодежи. Если верить цифрам крещений и смертей, в городе, видимо, время от времени наблюдалось превышение числа рождений; но неполные данные рискуют ввести в заблуждение. Во всяком случае, преобладание смертей в возрасте от 20 до 25 лет показывает, что город притягивал немалое число молодых людей и что они нередко платили дань климату, лихорадке, туберкулезу.

Этот поток иммигрантов отличался разнообразием: чиновники или знать, жаждущие продвижения, младшие сыновья дворянских семей, офицеры, матросы, солдаты, инженеры, учителя, художники, петрушечники, повара, иностранцы-воспитатели, гувернантки, а всего более — крестьяне, которые целыми толпами приходили в город из окружавших его нищих местностей. Они прибывали как извозчики, как розничные торговцы продовольствием (и их даже обвиняли — какая грустная ирония! — в том, будто они несут ответственность за дороговизну на рынках). Зимой они появлялись как пильщики льда на Неве (это было работой финнов): выпиленные блоки служили для снабжения ледников, которые имелись на первом этаже всякого большого дома; или как уборщики снега и льда за полтинник в день, [но] им никогда не удавалось целиком очистить пространство вокруг богатых домов. Или еще как кучера на санях, за копейку или за две доставлявшие клиента, куда он пожелает, через весь огромный город и стоявшие на перекрестках, сменяя размещавшихся тут летом извозчиков на пролетках. Что же касается финнок, то они легко устраивались горничными или кухарками и часто удачно выходили замуж.

«Сии жители… столь разного роду и племени… сохраняют свой особенный образ жизни» — и этому можно поверить. Православные церкви соседствовали с протестантскими храмами и с молитвенными домами раскольников

. Наш очевидец (1765 г.) продолжает: «Не найти другого такого города в мире, где, так сказать, всякий житель говорил бы на стольких языках. Даже среди слуг самого низкого ранга нет таких, что не говорили бы по-русски, по-немецки и по-фински, а среди лиц, получивших какое-то образование, нередко встречаются такие, которые говорят на восьми или девяти языках… Иной раз они из этих языков образуют довольно забавную смесь»¹¹².