Студент (СИ)

- Через час, - соврал я, потому что был уверен, что она примчится ко мне, если скажу, что уезжаю вечером или завтра, и тогда мне пришлось бы пускаться в объяснение с надуманными причинами и врать про бессмысленность наших отношений, потому что они не будут иметь продолжения...

- Так получилось. Я напишу.

Я сказал это торопливо, словно вор, который спешит спрятать "концы в воду", положил трубку и понял, что похоронил едва зародившееся чувство, которое могло вырасти в нечто более глубокое и сильное. Может быть, это была любовь и, может быть, я, в погоне за призрачным журавлем в небе, упустил свою синюю птицу.

Теперь я знаю: ничто не проходит бесследно, и я обрек себя на вечное и щемящее чувство тоски, когда память возвращает меня к тем мгновениям мимолетного, несостоявшегося и потерянного счастья.

Вечером я пошел к дому, где жила Маша Миронова. По дороге зашел на базар и купил розы. В конце лета других более-менее приличных цветов уже было не найти, В Гастрономе на Ленинской я взял бутылку Ркацители. Недавно Маша с Аликом расписались, но на вечеринку по этому случаю я не попал. И сейчас шел, чтобы с опозданием поздравить их с браком, а заодно попрощаться. Я был рад за то, что у Маши все, в конце концов, сложилось. Рад за Алика, который мне казался более симпатичным, чем другие в этой тусовке.

Дверь открыла одна из старух. Старушки, как всегда, сидели на низких скамеечках и делали заготовки. Возле каждой стояло по большой эмалированной кастрюле, а в руках ножи. В двух небольших корзинках лежали грибы, а возле стояли мешки, которые, кажется, вообще не убирались с того дня, как я в первый раз попал в эту квартиру.

У Алика с Машей сидел Вовка Забелин. Мне показалось, что его кривой нос стал еще кривее и как-то вызывающе смотрел в сторону самостоятельно от лица. Моему приходу обрадовались.

- Я думал, уедешь и не попрощаешься, - сказал Алик. - А я тебе акростих написал. Послушай:

Веселым дано веселье,

А грустным дана грусть,

Надуманное безделье

И пыльное слово "пусть",

Шаги в неизвестное чудо,

Косматого солнца мяч

И сокровенная груда

Нежданных надежд и удач.

- Спасибо, Алик! - я был искренне растроган.

- Кислятина твое Ркацители, - сказал Вовка, когда мы пили вино. - Пустая трата денег. Лучше б яблочного принес. Тоже дрянь, но там хоть градусы какие-то.

- Я ж не знал, что тебя здесь встречу, - засмеялся я.

- Маш, может я сбегаю? - Вовка вопросительно смотрел на Машу. - А что? Провожать, так провожать.

Алик молчал, ждал, что скажет жена. Маша как-то укоризненно посмотрела на Вовку; вздохнув, на Алика и вынесла вердикт:

- Из уважения к Володьке.

Она достала из сумочки тридцатку, я тоже добавил тридцатку.

- Вов, не вздумай одно вино покупать. Возьми что-нибудь поесть - какой-нибудь колбасы или там консервов каких, - сказала Маша вслед Вовке, когда тот уже выскочил на кухню.

- А как же Мила? - спросила вдруг Маша, когда Вовка ушел.

- Не знаю! - у меня тоскливо сжалось сердце. - Маш, не трави душу. Здесь вопрос стоит один: ехать или не ехать. Я все взвесил и решение принял.

- Правильно решил. Кому-нибудь можно было бы и не ехать, а тебе сам бог велел. Тебя на это и Зыцерь благословил, - безапелляционно заявил Алик.

- Что вы все со своими Зыцерем. Зыцерь, Зыцерь. Тебя же Мила любит. Как она теперь? - не унималась Маша.

- Я с ней попрощался. Я ей звонил. К тому же наши отношения не зашли настолько далеко, чтобы я был чем-то ей обязан, - жестко сказал я и понял, что затронул больное место Маши. Она покраснела, как-то сникла и больше не проронила ни слова.

- Володь, - укоризненно посмотрел на меня Алик, - Думай, когда говоришь.

- Алик, прости, я не имел в виду ничего, чтобы касалось кого-то еще. Это просто общие слова.

Перед Машей я не стал извиняться, чтобы не усугублять неловкость и чтобы не получилось так, что я намеренно намекнул ей на ее недавнее положение.

- Если в Ленинграде все сложится, я приеду, и все станет на свои места. Время лечит. А за это время много воды утечет. Как говорят латиняне, "Tempora mutantur et nos mutamur in illis "

- Ты, Володя, хороший человек, но в тебе слишком много рационального, - сказала Маша. - Отсюда и твой некоторый цинизм.

Я промолчал. Молчали и Алик с Машей, поняв, что дальше продолжать этот разговор - все равно, что идти по шаткой лестнице: кто-нибудь да сорвется. На этом разговор закончился, и тема была закрыта.

Вовка принес три бутылки портвейна, коляску ливерной колбасы, две банки кильки в томате и большой кулек пирожков с повидлом.

- Ну, Вов, тебя и посылать...Зачем три бутылки-то? - возмутилась Маша. - А колбасы, что-ли, не было вареной?

- Была, но ливерная дешевле.

Маша только покачала головой, а Алик усмехнулся. Он знал, сколько Вовке не дай денег, он сначала рассчитает максимум бутылок, которые можно купить на эти деньги, а уж тогда на то, что осталось, возьмет закуски. Бывало, что на закуску оставалась мелочь на сырок или на соленую камсу по сорок копеек за кило.