Субъект. Часть вторая

Принеся из кухни табуретку, я уселся напротив сымпровизированного зеркала. Прикрыл глаза, успокоил сердцебиение. Охватил раскрывшийся передо мной масштаб спрятанных от глаз повреждений. Носовая перегородка была сломана, что, впрочем, было заметно даже издалека, несмотря на бесформенный отек, растекшийся вдоль носа. Что ж, это не должно быть сложнее репозиции локтевой кости…

…разве что на сей раз процесс будет сопровождаться нестерпимой болью.

Выставив перед лицом ладони, как бы тем самым встав в боевую стойку по отношению к самому себе, я коротко выдохнул и приступил.

Накренившаяся перегородка шевельнулась. Из глаз непроизвольно брызнули слезы. К верхней губе подкралась капля крови. На какой-то момент боль ослепила, сделав меня чрезвычайно близоруким. Ощущения местоположения обломков хряща стали размытыми, еле угадываемыми.

Дождавшись, когда боль поутихнет, а координаты оперируемых мною обломков обретут прежнюю четкость, я возобновил вправление собственного носа. Не давая себе отвернуться от пальцев, сосредоточенно скрючившихся напротив моего лица, я чуть ли не рывком вправил себе нос. Латеральные хрящи в такт разъехавшимся в стороны большим и указательным пальцами распрямились. Да, да, движения рук и пальцев ничуть не влияли на управление материей, что, однако, совсем не мешало мне с этого каждый раз иметь психологический эффект, что упрощал, а значит, и ускорял весь механизм сознательного воздействия, делая его сродни виртуальному, как в компьютерной игре, интуитивно понятному, сведенному к одному-единственному, подходящему под атмосферу жесту.

Закашлявшись, я склонился над раковиной, излив в нее водопад крови. Промыв нос ледяной водой, я нашел в тумбе под раковиной ватные диски, скрутил их и осторожно внедрил в обе ноздри, зафиксировав пока еще не сросшийся хрящ. Ближайшие три дня придется дышать исключительно ртом.

В момент, когда я менял простыни, во входной двери раздался лязг от непопадающего в замочную скважину ключа. Бегло посмотрев в глазок двери – не той, что закупоривала дверной проем, а той самой, что служила преградой восприятию людей, довольствовавшихся одним лишь слухом и зрением – я открыл своему соседу. Его руки оттягивали увесистые сумки и пакеты с разномастной снедью. Я принял здоровой рукой одну из сумок.

– Как ты вообще на ногах стоишь? – кивнул он в сторону моего бедра.

– Подавляю болевые ощущения, – ответил я, зная, что он все равно воспримет это в более приземленном смысле.

– По-хорошему, тебе лежать надо, – сосед извлек из пакета какую-то странной, вытянутой формы емкость, – не вставая, – он перевел на нее многозначительный взгляд, а затем на меня, – понимаешь, о чем я?

До меня дошло.

– Я вроде не нанимал себе сиделку, – меня сконфузило, – нет, правда, это будет лишним.

– Всё в порядке, друг, – он успокаивающе хлопнул меня по плечу, – это естественно. Сам, помню, лежал дома с компрессионным переломом позвоночника, еще когда в школе учился, так мой брат мне помогал. Так что, не… – его рот расплылся в глупой ухмылке, – хотя наоборот. Справляй нужду смело.

И он ушел, посмеиваясь и гнусно пошмыгивая носом, на кухню, оставив меня с застывшим лицом держать в руках это приспособление. Ему что, заняться нечем? Я чувствовал себя как-то неуютно. Мне не удавалось найти обоснование его безудержной заботе.

– Тебе сварить мясо? – донеслось из кухни.

– Нет, отнеси всё ко мне в комнату.

– В смысле? Ты будешь есть его сырым?

– Что-то вроде того, – отозвался я.

В проеме кухни возникло его донельзя удивленное лицо.

– Ты издеваешься? Все отнести? Оно же пропадет! Да и ты отравишься!

– Не отравлюсь. Не спрашивай почему, все равно ты не поймешь и не поверишь, – опередив его вопрос, бросил я, – посуда не нужна.

Пожав плечами, он стал относить продукты ко мне в комнату и раскладывать их на полу.

– Возьми с собой кота, – попросил я, ложась в постель, – и дверь, будь добр, закрой плотнее.

Не задавая лишних вопросов, он взял под брюхо моего кота и скрылся за дверью. Неожиданно для себя я понял, что до сих пор не знаю его имени. А ведь столько вместе уже живем… Но не так уж мне это и нужно, раз спохватился я только сейчас. Да и ему, раз до сих пор не придал этому значения…

Я откинул голову на подушку. Как ни крути, но раны будут заживать быстрее только при условии, что от них будут поступать в мозг соответствующие сигналы, беспрестанно напоминающие ему о работе, от которой он, по возможности, всегда стремится увильнуть. Болевые импульсы больше нельзя было блокировать.

Единственное, что я мог себе позволить, – это в принципе перестать осознавать боль. Но это уже вмешательство в сложный механизм работы полушарий…

Я подтащил к себе ноутбук, зашел в интернет и ввел в поисковую строку:

«Местоположение болевого центра в головном мозге».

Колесико загрузки с равнодушной медлительностью вращалось. Я терпеливо ждал, но на второй минуте раздраженно схлопнул браузер и сунул руку под кровать, чтобы перезагрузить свой маршрутизатор.