В кругу своих немногочисленных знакомых я всегда слыл человеком подозрительным, глубоко копающим и всюду ищущим подвох. Некоторые из этого круга вообще считали, что того же чувства юмора я был напрочь лишен, так как большинство их шуток я не воспринимал или наоборот, воспринимал чересчур серьезно, если вообще не принимал их за случайно высказанное мнение обо мне. Ведь я логично полагал, что в каждой шутке есть причина, заставившая прийти ее на ум…
Так и сейчас, казалось бы, что подозрительного можно было усмотреть в ужимках моего соседа? Да, возможно, он и впрямь что-то от меня скрывал. Другое дело, в связи с чем? Унаследованная робость? Изъян темперамента? Или же, быть может, вполне справедливое нежелание посвящать других в детали своей частной жизни?
В самом деле, не мог же быть мой сосед тайным агентом, что присматривал за мной… Ведь он такой неуклюжий… Разведчик из него никакой!..
…а может в этом и смысл? Использовать того, на кого нельзя в здравом уме подумать?..
Я ощутил прикосновение к лодыжке. Дернувшись, я перевел затуманившийся было взгляд вниз.
Пара янтарных глаз тут же захватила меня в капкан зрительного контакта. Из приоткрывшегося розового зева вырвался тихий, тонкий, но гипнотически упрямый возглас. Рассеяно взъерошив пальцами массивный лоб кота, я под одобрительное урчание направился в сторону кухни.
В момент, когда я уже тянулся за кошачьим кормом на буфете, что-то заставило меня осечься.
Словно далекий силуэт одиноко бредущего человека на равнине, оно побуждало обернуться. Оно было целым событием, воспринимаемым самой кожей – дискомфортным, как прямой взгляд незнакомца. Оно зияло недоговоренностью. Оно было параллелепипедной формы и скрывалось в холодильнике.
С замирающим сердцем я отворил холодильную камеру. Она была сплошь заставлена контейнерами соседа, и был среди них один, идентифицированный мной алиеноцептивно как не поддающийся деанонимизации предмет, но внешне же, на глаз, он совершенно не отличался от остальных, выстроенных рядом пластиковых емкостей для пищи.
Взяв его в руки, я отщелкнул крышку. Внутри была обыкновенная пища, разве что разложенная как-то… равномерно.
Не с тем изысканным подходом, которым предотвращается развал будоражащей аппетит архитектуры блюда, и не с той сумбурностью, указывающей на неприхотливость едока, а скорее с хладнокровной скрупулезностью, как тщательно возделанный посев на грядке.
Каша была перемешана настолько педантично, что, казалось, подобным не мог заморочиться психически здоровый человек. В этом явно была некая цель.
Но что показалось мне особо любопытным, так это разом улетучившееся чувство помехи в пространстве, только что присутствовавшее прямо передо мной, в моих руках, стоило мне только приоткрыть крышку.
Разве что стенки контейнера напоминали сейчас смальту небесного оттенка, что не просвечивала, но расплывчато отражала отблески аур рядом располагающихся вещей и ее содержимого.
Контейнер выскользнул из моих пальцев. От удара об пол содержимое выплеснулось наполовину, забрызгав ноги. Удовлетворенно виляя задом, кот приблизился к луже и принялся ее лакать.
– Нет, – тихо вырвалось у меня, – нет… Нет…
Метнувшись в соседскую комнату, я начал копаться в его вещах, выворачивать карманы сложенных в стопку джинсов, дергал на себя полки комода, вывернул наизнанку его рюкзак, ворошил документы, всматривался, разбрасывал их по сторонам. Открыв мини-холодильник, я замер с полуоткрытым ртом.
Среди бутылок, баночек и флаконов с каким-то мутным остатком гордо выделялась та самая емкость для аварийного справления нужды, некогда заботливо предоставленная мне соседом.
От резко открытой дверцы камера и стоящая в ней емкость сотряслась, а жидкость в ней – всколыхнулась, замерцав под светом вспыхнувшей лампочки. С ее дна поднялась муть – нерастворившиеся компоненты раствора Люголя…
Осторожно вызволив ее из холодильной камеры, я медленно поднес эту емкость к свету. Именно в этот момент телефонный разговор соседа подошел к концу. Все еще немного возбужденный от решения деловых вопросов, он опешил, застав меня стоящим посреди его разбросанных вещей.
– Ну, – будничным голосом поинтересовался я, – что на этот раз тебе велел Айсберг? Взять щеточкой соскоб из жерла унитаза?
Переведя озадаченный взгляд с меня на емкость, зажатую в руке, в которой поясняюще бултыхнулась светлая жидкость, он отпрянул.
– Это… Это…
– То есть, все это время ты паразитировал… сволочь, – мне становилось трудно дышать, – исподтишка доносил сведения… обо мне… Айсбергу?!
Его лицо заливала восковая желтизна.
– У меня не было выбора…Они просто поставили в известность…Либо я, либо… ведь я единственный, кто тебя знает, кто рядом…и они очень много платят…Прости! Но ты бы ведь поступил так же! – захлебывался он. – Ты бы поступил так же!
– Выходит, ты все про меня знаешь? – переспросил я свистящим голосом. – Стало быть, для тебя не станет новостью вот это…