Субмарин

Но здесь, в Сиднее, в порту и окрестностях, дно совершенно голое. Пучки кабелей и труб, выходящие из порта и устремляющиеся во все стороны, похожи на толстых червей, но это единственное, что напоминает о животном мире. Нет ни рыб, ни водорослей. На дне пусто, только глина и камень. Нет даже пещер, где можно было бы спрятаться, в лучшем случае отвесные скалы, которые могут прикрыть спину. И вода мутная, с таким привкусом, словно в нее намешали мыла и цемента.

– Мы не можем остаться здесь, – констатирует Одна-Нога с такой кислой миной, словно во всём этом виновата я.

– Я не понимаю, – отвечаю я. – Там, откуда я пришла, в порту всё выглядит совсем иначе.

– Возможно, но нам это сейчас ничем не поможет, – возражает он, и, конечно же, он совершенно прав, но меня ужасно злит осуждение, которое сквозит в его жестах.

– Дайте мне день, – требую я. – Я выйду на берег и посмотрю, что я смогу сделать.

Он приподнимает узкие брови.

– И что бы это могло быть, хотел бы я знать?

– Может быть, мне удастся остановить преследования, – отвечаю я. – Убийства.

Его руки замирают в нерешительности.

– И как же ты предполагаешь этого добиться? Что ты сделаешь, оказавшись на суше? – Мне кажется, его ужасает сама мысль о том, что можно выйти из воды и отправиться на берег.

– Я выйду на берег и… – Я останавливаюсь, прикидывая, как бы ему объяснить, что я собираюсь сделать. Я же и сама этого точно не знаю. Я знаю только, что позвоню миссис Бреншоу. Ну а дальше как пойдет. Или не пойдет.

– Не знаю, как вам это объяснить, –

в конце концов заявляю я. – Просто дайте мне день.

Лицо субмарина приобретает непроницаемое выражение.

– Нет. – Он кивает на голые скалы вокруг нас. – Здесь мы не сможем встать лагерем.

– Ну тогда хотя бы сегодняшний вечер, – прошу я.

– Даже столько мы не можем ждать. Мы же не сможем искать лагерь в темноте. – Он качает головой. – Я думаю, ты ошибаешься, Посредница. Люди воздуха не станут нам помогать. Должна же быть причина, почему Великий Отец наказал нам скрываться от них.

– Некоторые люди воздуха уже очень давно знают о существовании людей воды, – возражаю я, возможно, более резко, чем следовало бы. – Они постоянно давали вам лекарства, ножи…

– Мне пока что никто ножа не давал, – перебивает меня Одна-Нога.

Я делаю глубокий вдох, стараюсь не заводиться, но это мне не очень удается, мои жабры уже яростно трепещут.

– Сейчас я в любом случае отправляюсь на сушу, – заявляю я. – И в любом случае пройдет какое-то время, прежде чем я вернусь. Если, когда я вернусь, вас здесь не окажется, я уже не смогу вам помочь, вне зависимости от того, чего мне удастся добиться. – Я останавливаюсь. Не хочу, чтобы это выглядело как шантаж. Я просто хочу объяснить, что к чему, – ну, по крайней мере, настолько, насколько знаю сама.

Одна-Нога погружается в раздумья. Он против моей идеи, это очевидно. Скорее всего, лишь уважение к Белый-Глаз мешает ему прямо сейчас дать команду собираться и плыть дальше. В конце концов он недовольно кивает.

– Ну хорошо. Делай то, что считаешь нужным. А мы будем делать то, что считаем нужным мы. Всё остальное – в руках Великих Родителей.

Про Великих Родителей я уже слышать не могу! Но всё же киваю и говорю:

– Хорошо. Так и поступим.

На всяких случай я прощаюсь со всеми, кто мне дорог.

– Мы тебя дождемся, – обещает мне Плавает-Быстро.

Больше-не-Смеется обнимает и целует меня, а потом говорит:

– Больше всего я хотела бы пойти с тобой. – Ее жесты выглядят так, будто ей кажется, что на берегу она увидит своего малыша.

А Полоска-на-Животе с присущей ей беззаботностью желает мне удачи и приятного времяпрепровождения.

Потом я раздуваю грудную клетку, наполняю ее воздухом, который добываю из воды, и стремительно всплываю.