Суд да дело. Судебные процессы прошлого

«…я не нахожу себе оправдания»

Следствие вели не торопясь. С заключенными неплохо обращались, берегли для суда. По всей вероятности, до поры до времени была идея устроить показательный открытый процесс. Потом от нее по каким-то причинам отказались.

В январе 1947 года министр госбезопасности В. Абакумов обращается к Сталину:

«Прошу разрешить:

1. Судить Военной Коллегией Верховного Суда Союза ССР руководителей созданного немцами главного управления казачьих войск при министерстве восточных областей Германии, немецких агентов – атамана Краснова П. Н., генерала белой армии Шкуро А. Г., командира «дикой» дивизии – генерала белой армии Султан-Гирея Клыч, их ближайших сообщников: Краснова С. Н. (племянника атамана Краснова П. Н.) и Доманова Т. И., а также командира «добровольческого» казачьего корпуса германской армии генерала фон Паннвиц Гельмута (список прилагается).

2. Дело Краснова, Шкуро, Султан-Гирея и других заслушать в закрытом судебном заседании без участия сторон (прокурора и адвокатов).

3. Всех обвиняемых в соответствии с пунктом I Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года осудить к смертной казни через повешение и приговор привести в исполнение в условиях тюрьмы.

4. Ход судебного разбирательства в печати не освещать, а по окончании процесса опубликовать в газетах сообщение от имени Военной Коллегии о состоявшемся процессе, приговоре суда и приведении его в исполнение».

Судебный процесс, проведенный Военной коллегией Верховного суда СССР 15–16 января 1947 года под председательством неизменного В. Ульриха, предсказуемо завершился заранее вынесенным смертным приговором. Согласно стенограмме, сохранившейся в 12-м томе следственного дела, в своем последнем слове атаман Краснов сказал: «Два месяца назад, 7 ноября 1946 года, я был выведен на прогулку. Это было вечером. Я впервые увидел небо Москвы, небо моей родины, я увидел освещенные улицы, массу автомобилей, свет прожекторов, с улиц доносился шум… Это мой русский народ праздновал свой праздник. В эти часы я пережил очень много, и прежде всего я вспомнил про все то, что я сделал против русского народа. Я понял совершенно отчетливо одно – что русский народ, ведомый железной, стальной волей его вождя, имеет такие достижения, о которых едва ли кто мог мечтать… Тут только я понял, что мне нет и не будет места в этом общем празднике… Я осужден русским народом… Но я бесконечно люблю Россию… Мне нет возврата. Я осужден за измену России, за то, что я вместе с ее врагами бесконечно много разрушал созидательную работу моего народа… За мои дела никакое наказание не страшно, оно заслуженно… Я уже старик, мне недолго осталось жить, и я хорошо понимаю, что не могу жить среди русского народа: прожить скрытно нельзя, а показываться народу я не имею никакого права… Я высказал все, что сделал за тридцать лет борьбы против Советов… Я вложил в эту борьбу и мои знания, и мою энергию, все мои лучшие годы и отлично понимаю, что мне нет места среди людей, и я не нахожу себе оправдания».

25 декабря 1997 года своим определением Военная коллегия Верховного суда Российской Федерации признала осужденных по процессу 1947-го не подлежащими реабилитации.

47. Безупречный мерзавец

(суд над бывшим комендантом концлагеря «Аушвиц» Рудольфом Гессом, Польша, 1947)

Зло может быть внешне привлекательно: гетевский Мефистофель изящен, остроумен, парадоксален. Зло может быть даже внешне отвратительно: бегающие глаза и кривая ухмылка Чикатило прекрасно дополняют омерзительный образ убийцы шести десятков человек. ХХ век предъявил еще один лик Зла – сосредоточенное выражение лица администратора, прикидывающего оптимальный объем газовой камеры, необходимой для быстрого и бесшумного умерщвления двух тысяч человек единовременно…

В русском языке устоялась транскрипция «Гесс», из-за чего коменданта Освенцима нередко путают с более знаменитым Рудольфом Гессом – заместителем Гитлера по партии. В немецком их фамилии различаются – соответственно Höß (Хёсс) и Heß (Хесс).