Суд времени. Выпуски № 35-46

Ольга Павленко, заместитель директора историко-архивного института РГГУ, руководитель отделения международных отношений: Вы знаете, прежде всего, о личности Фиделя Кастро. Ведь глазами нашего, так сказать, советского или российского интереса… Сейчас рассекречены очень интересные документы относительно референтуры по Кубе. И присутствующие здесь, наверное, знают. И первый наш посол на Кубе Алексеев, в свое время агент КГБ, и очень близко знавший Фиделя Кастро, он давал совершенно великолепные, очень чёткие аналитические рекомендации и Хрущёву, в период Карибского кризиса, и дальше. Фактически везде, во всех аналитических документах, которые поступали от наших людей, работающих с кубинским руководством, везде подчёркивался непредсказуемый, чрезвычайно вспыльчивый характер Фиделя. С которым очень трудно общаться, работать. Которого надо постоянно направлять и запастись огромным запасом терпения. Основной лейтмотив наших документов, как правило, — это непредсказуемость реакции горячих кубинских парней.

Млечин: Извините, я Вас прерву на секунду, просто чтобы подтвердить Ваши слова. Можно доказательство № 22.

Материалы по делу.

Из Протокола заседания Президиума ЦК КПСС от 16 ноября 1962 года: «О позиции Кастро — неразумная, крикливая. Нам наука. Подошли к развязке: или будут сотрудничать, или уводим своих людей».

Млечин: И доказательство № 23, оно совсем короткое.

Материалы по делу.

Из Протокола заседания Президиума ЦК КПСС от 3 декабря 1962 года: «Малиновский, Косыгин: Кубинцы — ненадежные союзники».

Млечин: Протоколы велись очень коротко. Заведующий Общим отделом Малин писал только, кто выступал и очень коротко суммировал. Поэтому, очень короткое слово: «Кубинцы — ненадёжные союзники».

Пожалуйста.

Павленко: Алексеев настаивал, что для Фиделя очень важно, чтобы его никто не воспринимал марионеткой Москвы. Что он — совершенно самостоятельная личность. Он стоит как на передовой линии борьбы социализма с капитализмом. Это была невероятная магия власти и борьба за власть. Власть — любой ценой. И в этой связи, мне бы хотелось обратить ваше внимание на 27 октября. Период кубинского кризиса, когда Фидель Кастро в письме Хрущеву всё-таки говорит о том, что надо наносить атомный, ядерный удар по территории Соединенных Штатов. И даже если Куба будет сметена с лица земли.

Почему наше руководство пошло на то, чтобы в ноябре этого 1962 года убрать тактическое ядерное оружие, ракеты «Луна», о которых американцам не было известно, и которые были поставлены вместе с известным, так сказать, стратегическим ядерным вооружением на территорию Кубы? Позиция кубинского руководства, их желание любой ценой брать реванш, и вот это — непредсказуемость и желание пожертвовать даже своей страной, с ядерным /оружием/ идти на самую грань, вплоть до катастрофы. Вот это, как раз, и остудило кремлевское руководство. И Микояну была секретная инструкция о том, чтобы Фиделя поставить в известность, что Советский Союз и тактическое ядерное оружие забирает.

Сванидзе: Надо пояснить, что Анастас Иванович Микоян ездил на переговоры с Фиделем Кастро в ходе Карибского кризиса.

Млечин: Леонид Юльевич, пожалуйста, Ваше мнение.

Велехов:

Абсолютно верная характеристика Фиделя Кастро! К которой стоит добавить, что как только Советский Союз времён Горбачёва отказал ему в помощи, первое, что заявил Кастро, что эта помощь ничего не стоила, что это были ржавые железяки! И всячески обхаивал вот эту вот самую помощь, о которой мы сейчас говорим, на протяжении многих лет.

Сванидзе: Завершайте.

Велехов: К разговору о правильном или неправильном пути. На расстоянии 90 миль, то есть 170 км от Кубы, через Флоридский пролив, находится Майами. Майами в 1959 году была фактически глухая деревня, с какой-то военной небольшой базой. Затхлая провинция. Её подняли и превратили в финансовый, рекреационный, какой угодно, центр Соединенных Штатов, кубинцы. Полтора миллиона кубинцев, которые сбежали оттуда, от режима Кастро, и доказали, насколько это талантливый и эффективный народ.

Сванидзе: Спасибо. Сергей Ервандович.

Макарычев: Здесь была ссылка на письмо от 27 октября. Открываю документальную переписку, взятую из издания Хосе Игнасио Рамонета /Игнасио Рамоне, Ignacio Ramonet/, одного из самых сильных европейских интеллектуалов.