Суданская трагедия любви

Спрашиваю, не считает ли она, что арабы более цивилизованы и потому могут принести прогресс их племенам. Она отвечает, что за полвека их господства никакого прогресса в жизни племён не произошло. Арабы чувствовали себя хозяевами, а племена рабами.

– Нам помогает Китай, Италия, Россия и другие страны, но не арабы. Они хотят только наш нефть, золото, рабочий сила. Поэтому мы отделился от них, – говорит Халима спокойно.

Она как настоящий политик, – думаю я. – Собственно, почему «как»? Она просто политик. Окончила престижный университет, занималась референдумом, работает в министерстве иностранных дел. Конечно, она политик. Задаю ещё несколько вопросов. Она отвечает, не задумываясь.

Наконец, спрашиваю о Вау. Что там сейчас происходит?

– Почему спрашиваешь? – вопросом на вопрос отвечает она.

Я поясняю, что там, на консервном заводе работали русские специалисты. Письма одного из них, который работал переводчиком, попали случайно ко мне в руки. В письмах описывается жизнь Африки и люди, с которыми он работал. Мне интересно побывать в этих местах и посмотреть на их жизнь сегодня.

Говоря это, я смотрел в свой блокнот, как бы видя перед собой письма. Не слыша в ответ ничего, перевёл взгляд на Халиму и поразился увиденным. Её глаза уставились на меня, а из голубых озёр текли слёзы. Она перестала быть политиком. Передо мной сидела обычная плачущая женщина.

– Что случилось, Халима? – спросил я тревожно.

– Это, может быть, мой папа, – прошептала она.

– Как так? – не понял я.

И Халима заговорила сквозь слёзы, сбегающие по её щекам, рассказывая, что она родилась в Вау. Её мать родила дочь в совсем юном возрасте от русского голубоглазого переводчика, который, уезжая в Россию, обещал ей написать письмо. Но в это время отношения Судана с Россией очень испортились. Президент Нимейри выгнал коммунистов из правительства и разорвал отношения с Советским Союзом.

Халиму очень любили дома. Мама учила её русскому языку, как могла, нашла человека, знавшего русский, и много рассказывала об отце. Девочка училась в колледже, а потом поступила в университет в Джубе. Потом её выдали замуж за военного, но он согласился, чтобы Халима поехала учиться в Москву.

В России Халима очень хотела встретить своего отца, но не знала, как его найти, так как никакого адреса у её матери не осталось. В министерстве сказали, что это было давно, документы в архиве, и переводчиков так много, что найти почти невозможно. Никто, наверное, и не хотел искать человека по просьбе суданской девушки.

– Папа уехал так неожиданно, что не успел оставить адрес – сказала Халима и совсем расплакалась.

Чтобы успокоить её, я говорю:

– Суданскую девушку, о которой пишется в письме, звали Рита.

– Это моя мама, – произносит Халима, и слёзы текут с новой силой.

– Халима, я помогу тебе найти отца, если это тот человек, чьи письма у меня в руках.

– А как его зовут?

– Женя.

– Это он, – шепчет Халима, и просит:

– Вы покажете мне его письма?

Я достаю из дипломата перевязанную ленточкой пачку и протягиваю Халиме.

Она берёт её так осторожно, как будто боится, что она может разбиться. Руки её дрожат. Я вижу перед собой не уверенного в себе дипломата, которым она была только что, а девушку, никогда не видевшую своего отца, всю жизнь любившую его, и вдруг получившую от него весточку.

Она рассматривает пачку.

– Тут нет конвертов, – говорит она.

– Нет, – подтверждаю я. – И адреса нет. Но буквально сегодня мне позвонили по мобильному телефону и сказали, что его видели в Киеве среди делегации Крыма. Фамилия его Березин. Так что он жив и здоров. И, значит, его можно найти. И я найду его.

– Ты, правда, поможешь?

Незаметно мы перешли с нею «на ты».

– Конечно. Теперь, когда я знаю его фамилию и имя, знаю, что он живёт в Крыму, найти его будет легко. Я же журналист.

Глаза Халимы сияют от радости. Вдруг она снимает с пальца золотой перстень и протягивает мне со словами:

– Я хочу сделать подарок твой жена.

Я улыбаюсь, отводя её руку с перстнем:

– Не надо, Халима, я не женат.

– Как так? Такой красивый и не женат? Но есть девушка? – и она продолжает настойчиво предлагать перстень.

Я снова так же настойчиво отвожу руку в сторону, говоря:

– Девушек на свете много, а жены пока нет.

И неожиданно для самого себя я спрашиваю:

– А тебе я нравлюсь?

– Да, очень.

– Ну, вот и оставь перстень себе, – говорю я, совсем смутившись.

Мы оба молчим, переживая случившееся. Халима вытерла слёзы, достала из сумочки пудреницу с зеркальцем и слегка припудрила щёки, приведя себя таким образом в полный порядок. Затем, что-то решив для себя, она проговорила:

– А знаешь что, давай поедем сейчас ко мне и выпьем твой коньяк за знакомство. А завтра мы с тобой улетим в Вау к маме. Я закажу сейчас билеты. Ты всё увидишь и узнаешь. Она будет очень рада.

Я молчу, но моё согласие видно на моём лице.

Халима отдаёт мне письма. Я прячу их, блокнот и диктофон в дипломат. Халима даёт и бутылку:

– Положи её к себе.

Кладу и коньяк. Выходим вместе из кабинета. Халима что-то говорит на непонятном мне языке служащему. Просит мой паспорт. С него тут же снимается копия.