Суданская трагедия любви

А потом в спокойной обстановке нужны, разумеется, новые выборы, в которых народ решит, справляется ли нынешнее правительство и президент страны со своими прямыми обязанностями.

Для России народ Украины более чем брат. Он дорог нам, как дороги мы себе сами. Триста лет мы боремся вместе с нашими общими врагами. В Великой Отечественной войне мы плечо к плечу стояли против фашистской Германии, украинцы так же как и русские отстаивали Москву и Сталинград, Севастополь и Ленинград.

И у нас в России живут экстремисты, готовые поднять головы, как подняли их на Украине, которые очерняют историю, стремятся доказать, что всё в нашей стране было не так, как говорилось и писалось. Сеять сомнения в головах относительно истории нашей Родины, сомнения в необходимости революции, сомнения в справедливости отражения фашизма – это ли не начало нашего русского Майдана?

Вот что меня сегодня беспокоит. Вот почему мы должны помочь нашим братьям украинцам бороться с евроэкстремизмом.

Халима давно сидит рядом со мной и смотрит, как я печатаю текст. Краем глаза я замечаю это, но продолжаю работать. Наконец, вхожу в почту и отправляю материал. Смотрю на Халиму. Она говорит:

– Мы хочу обедать.

Я улыбаюсь её неправильному русскому языку, но не спешу поправлять. Придёт время – научится. За столом нас ждут мама Халимы и Джозеф. Во время обеда Рита рассказывает о том, как она полюбила Женю и какой он хороший, как он учил её и двух инженеров русскому языку, как он пел песни с ребятами. Она помнит всё до мельчайших подробностей и больше всего мечтает встретиться с ним. Рассказывая, она иногда подносит край своего топа к глазам. Воспоминания не проходят без переживаний.

Джозеф говорит, что разговаривал с влиятельным лицом из Джубы относительно работы Халимы в Московском посольстве. Он обещал посодействовать. Халима расцвела улыбкой и поцеловала деда. Я уже представляю Халиму в моей московской квартире. Думаю, надо будет к её приезду купить машину, до чего у меня всё не доходили руки из-за постоянных командировок.

После обеда Джозеф предлагает ещё часик переждать жару. Я думаю, ему хочется поспать. Ну, это и разумно. Ему уже восемьдесят шесть лет. Да и вообще в Судане принято днём в самое пекло отдыхать.

Сажусь снова за ноутбук. Теперь переписываю, приводя в порядок, взятые на диктофон интервью. Переношу в память компьютера фотографии с фотоаппарата, чтобы освободить место для новых снимков. Халима разговаривает по телефону с кем-то из Джубы. Наверное, даёт распоряжения или, наоборот, выслушивает указания шефа. Слышу, как она звонит в аэропорт и заказывает нам билеты до Хартума. Она решила проводить меня до самого отлёта в Россию. Да у неё есть и другие дела в северной столице.

Работу мою прерывают предложением ехать в аэропорт. Халима сама садится за руль, освободив от этой обязанности своего деда, который вместе с Ритой садится на заднее сиденье. Я сажусь рядом с Халимой, и мы едем.

Уже темнеет, но ещё всё вокруг видно, когда после проезда примерно с километр пути нас встречают, перекрыв дорогу с копьями, готовыми для броска, четверо полностью обнажённых воина. По краям дороги впереди стоящей линии ещё по два обнажённых воина с копьями. Позади них ещё несколько.

У меня в голове мгновенно мелькает рассказ о том, что именно здесь на юге Судана существовало племя ньям-ньям, относившееся к каннибалам. Они ели людей. Неужели это есть на самом деле? Я смотрю на Халиму, которая тормозит и останавливает машину, говоря мне:

– Не волнуйся, Женя, это наши.

Воины подбегают к машине, из которой тут же вылезает Джозеф. При виде его воины останавливаются и опускают копья. Только теперь я замечаю на лбах у воинов по три продольных шрама, такие же, как и у Джозефа. Мне становится понятным слова Халимы «Это наши». Воины были из племени Динка.