Суданская трагедия любви

Я потягиваюсь. Вставать не хочется, но надо. Впереди много дел. Завтракаем с Халимой. Все остальные давно позавтракали. После принятия утренней пищи идём на завод в сопровождении дяди Халимы, младшего брата её мамы, и Джозефа. До завода рукой подать, потому идём пешком. На заводе нас давно ждут. Всё кругом убрано, подметено, почищено. Это заметно. Я с интересом смотрю на конвейерную линию, по которой движутся консервные банки, заполняемые ананасным соком. В одной из комнат нас угощают напитком. Свежий сок очень приятен, тем более, что в цехе весьма жарко и пить хочется.

Здесь я достаю диктофон и спрашиваю то одного, то другого рабочего о заводе, как он работает, помнят ли они, что его строили с помощью советских специалистов, как они относятся к тому, что Судан разделился на два государства. Но не все рабочие знают английский язык. Тогда мне помогает переводом Халима или сопровождающий инженер. К Халиме все относятся с большим почтением, видимо, не только потому, что она родственница нынешнего директора завода, но и потому, что она сама занимает высокое положение. Халима держится вполне соответственно своей министерской должности.

Выходим за ворота завода и замечаем, как рядом двое парней кидают камни в землю. По ней ползёт длинная змея. Один из парней попадает змее в голову, и она прекращает движение. Парень подбегает, торжественно поднимает её за хвост и говорит:

— Халас. Нум.

Я вспоминаю эти слова из письма Юджина. Они означают «Всё. Мёртвая». И опять меня не оставляет ощущение повторяемости событий в жизни. Но следует ли удивляться этому. Ведь змей здесь великое множество. И их часто убивают, если они появляются вблизи людей. И всё-таки мне кажется странным такое совпадение.

Я спрашиваю, где здесь река Суэ. Халима предлагает пройти к ней, так как это совсем рядом. Выходим с завода, поворачиваем по дороге налево. Следуем мимо одноэтажных каменных домов, в которых живут старшие специалисты. Дальше виднеются глиняные хижины с тростниковыми шапками. В них живут простые рабочие. То там то тут раскинули свои густые кроны манговые деревья с висящими, как на шнурках, зелёными плодами, напоминающими внешне груши, но совершенно другие на вкус.

Подходим к реке. Она не очень широкая и, мне кажется неглубокой. На противоположном берегу высокое дерево всё облеплено сидящими на нём большими белами птицами с широкими гигантскими клювами.

Халима замечает направление моего взгляда и спешит подсказать:

— Это марабу. Они у нас частые гости.

— А вон лиса, — восклицаю я восторженно, показывая на серое животное с большим пушистым хвостом, которое быстро скрывается в прибрежных зарослях.

— Это не лиса, — говорит Халима, — а шакал. Он похож на собаку, и морда не лисья.

Подходим к мосткам, протянутым до середины реки. Они выглядят новыми. На моё удивление Халима поясняет, что старые, подмытые водой, обрушились и пришлось построить снова. Мы идём по настилу до конца. Халима показывает мне на проплывающую у самого берега выдру. Смотрю на дно реки. Вода прозрачная, и видно, что глубина метра два. Прямо под ногами плавают стайки мелких рыбёшек. Но есть и отдельные покрупнее. Те плывут торжественно медленно. А вот и змея. Извиваясь длинным тонким телом, она плывёт от нашего берега к противоположному. Видно, мы спугнули её своим появлением, и она решила убраться подальше.

Я фотографирую Халиму на фоне реки и дерева с птицами марабу. Мы с Халимой целуемся и возвращаемся домой. Во-первых, жарко — середина дня, а, во-вторых, мне надо поработать с ноутбуком: всё-таки я в командировке. После обеда предстоит ещё поездка в Вау за билетами на самолёт и в канису.

В спальне Халимы есть небольшой журнальный столик. Я сажусь за него и раскрываю ноутбук. Прежде всего, захожу в интернет и смотрю новости по Украине. Они неутешительны. Продолжаются беспорядки. Мои родители уже покинули Украину, но все же не могут так поступить? В Киеве происходят ужасные вещи. События меня волнуют, и я пишу и отправляю шефу новую статью.