Судьба наизнанку

Фёдор взирал на эту сцену с олимпийским спокойствием, Антонина теребила пальцами невесть откуда взявшийся носовой платок.

– Да я, что, – стал оправдываться слегка лажанувшийся прогрессор, – я думал это уже всем здесь известно.

– Ничего, всё в порядке, дочка, – Зальцман кряхтя выпрямился, сел как штык проглотил, – не ругай своего жениха. Я, конечно, слышал об этом. Но одно дело слухи, другое, когда сам человек оттуда, – он выделил это слово, – говорит. Ничего, что я тебя дочкой назвал? Сын после гражданской у меня один остался, а Зоя не смогла больше, да.

Он откашлялся, плеснул в чашку заварки. Олег уже держал на весу чайник. Отхлебнув, Зальцман обвёл взглядом родню, остановился на Фёдоре.

– Вот, Фёдор Кузьмич, видишь, как всё обернулось? Хотели большевики построить царство божие на земле, а за гордыню кару рассеянием получили. Как евреи, да.

Фёдор покачал головой.

– Не будем сейчас об этом. Мы не за тем приехали, чтобы политические дискуссии за столом устраивать. Нам семейный архив нужен. Мы его с собой заберём, на короткое время.

Михаил Моисеевич откинулся на спинку стула, остро взглянул на политически правильного родственника.

– С каких это пор коммунисты о старом вспоминать начали? – ехидно осведомился он у Фёдора.

– С недавних, – Лапин не отвёл взгляда, – всего несколько дней прошло.

– Помню, на дне рождения Людочки ты, Фёдор Кузьмич, совсем другое предлагал. Сжечь бумажки, что старый дурень до сих пор из сундука не вытащил.

Антонина с интересом взглянула на мужа. Фёдор, не поведя бровью, коротко ответил.

– Никогда не поздно поумнеть.

– Да что ты говоришь! – Зальцман даже скрестил руки на груди в знак одолевшего его сомнения, – а вдруг ты прямиком с этой папочкой в хитрый дом побежишь? Сразу из кандидатов в настоящие партийцы прыгнешь!

Антонина охнула, Лапин накрыл её ладонь своей и, слегка скривив губы, ответил на брошенное в лицо обвинение.

– Вы, Михаил Моисеевич, по неисправимой привычке везде гешефт найти пытаетесь. Даже там где его нет. Такова ваша национальная особенность, ничего с этим не поделать. Подождите, – он выставил вперёд ладонь, – если б мне это надо было, давно вашу зелёную папочку из подпола бы изъяли.

Зальцман как-то сразу обмяк.

– Да-да, из захоронки в полу ларя, где золотишко на чёрный день припрятано, – добил его Лапин.

– Неужели… – еле слышно сказал Зальцман, опустив голову, но Фёдор его расслышал.

– Нет, никто мне не говорил, – рассеял его сомнения Лапин, – я сам догадался, когда в один из приездов помогал Люде картошку наверх поднимать. Плохо вы дощечку на место приладили, топорщилась она немного. Я поправить её решил, а она возьми и отойди ещё чуть-чуть. Снял я её, а там всё ваше богатство припрятанное и уголок папочки торчит, в целлофан завёрнутый.

Михаил Моисеевич крякнул, покрутил головой, налил себе ещё заварки. Олег добавил горячей воды.

– О-хо-хо, – старый еврей немного приободрился, – это значит, с зимы ты знал, Фёдор Кузьмич?

– С крещения, – уточнил Лапин, – ладно, успокойся Моисеевич, здесь все свои, не зыркай так на правнучку с женихом. Им-то наше НКВД никуда, как у них там говорят, не упиралось.

Реутов хмыкнул. Фёдор довольно быстро усвоил некоторые речевые обороты потомков и теперь мог их ввернуть в любой части фразы не хуже оставленных за хроноразделом современников Олега и Вероники.

– Давайте, несите, – поторопил родственника Лапин, – могу помочь, если что.

– Да ладно, я сам как-нибудь, – ответил Зальцман, направляясь к дверям.

Сидеть надоело, Олег поднялся и засунув руки в карманы джинсов, стал похаживать по гостиной и разглядывать обстановку. Вероника его в этом начинании не поддержала, Лапины спокойно дожидались ушедшего в подполье родственника. Пройдя по кругу, Олег остановился около бюро. В самом верхнем отделении, прикрытом маленькими застеклёнными дверцами, лежали на вышитом платке четыре глиняные фигурки. Грубая лепка, покрытая сетью мелких трещин, так не вязалась с домашним интерьером, что Реутов не удержался от очередного вопроса.

– А что это такое?

– Где? – Фёдор обернулся, проследил взгляд Реутова, – а, это Люды.

Словно дожидаясь этих слов, на улице громко забрякали железным кольцом на воротах. Лапин встал и быстро вышел из комнаты, вернувшись через минуту с весьма привлекательной девушкой в длинной синей юбке и чем-то вроде блузы в мелкую бело-чёрную клетку.

– Прошу любить и жаловать, – провозгласил из-за её спины Фёдор, – моя младшая сестра Людмила.

– Здравствуйте, – смущённо поздоровалась девушка, не сводя глаз с Вероники.

«Лет восемнадцать, наверное, – подумал Олег, бегло осмотрев очередную родственницу, – что она так на Нику смотрит? Джинсов и топика никогда не видала? Точно, блин. Где ей было это увидеть?»

Фёдор тем временем представил грядущих молодожёнов, Олег просто кивнул, а Вероника буквально расцвела в улыбке.

– Очень приятно познакомится, Люда. У вас замечательный свёкор и дом полная чаша.

Девушка прыснула в кулачок.

– Ой, я такая старая, чтобы на «вы» со мной разговаривать?

– Давай на «ты», – легко согласилась Ника.