Судьба наизнанку

Пока пюре разогревалось, Алексей запустил кофе-машину. Пшикнув, звякнув, агрегат из недостижимого в будущем Евросоюза исправно выдал две порции капуччино из купленной через шведское представительство арабики. Одну кружку Мишин сразу взял с подставки и потихоньку отхлёбывал, откинувшись на спинку секретарского кресла. Многое, конечно, удалось сделать. Не столько им, чиновникам и служащим нового государства, а обычным харьковчанам, вдруг освобождённым от назойливой властной руки. Вот, например, разогреваемый в печке полуфабрикат, называемый так исключительно по привычке. На самом деле это был вполне готовый к употреблению продукт, выпускаемый уже на пяти предприятиях в области. С жестью для консервных банок и плёнкой для пакетов было весьма тяжело и местные умельцы придумали использовать для выпуска подобной продукции фасовочные машины для масла и маргарина. Всё равно они большей частью простаивали из-за отсутствия нужного для молокозаводов сырья. То молоко, что производилось в области, практически всё уходило на детское питание и, в сухом виде, в резервы и карточный фонд. Пергамин, конечно, закупали в СССР – спешно реконструируемый «на ходу» Шебекинский газоперерабатывающий завод нужного качества гранулят для пластиков и плёнок выдать был ещё не в состоянии. Через год, может быть, а пока приходилось обходиться картоном и упаковочной бумагой во всех видах. Во многом из-за этого, например, в продаже не было расфасованного в пакеты молока и других кисломолочных продуктов – инфраструктура для оборота стеклянной тары к две тысячи восьмому году была большей частью ликвидирована, как и сама стеклотара. Именно по этой причине детское питание выдавалось теперь в бутылках из-под пива – зрелище, в прежние времена абсолютно непредставимое. В области наступил ренессанс торговли в розлив, а также резко выросла потребность в соответствующей таре, что вызвало самый настоящий бум в сфере кустарной металлообработки.

«Надо же, – вдруг поймал себя на этой мысли Мишин, – какими словами думать начал. Ещё немного и смогу передовицами „Правды“ шпарить – „кустари“, „артельщики“, „неуклонный рост государственного сектора“ и прочее. Что за херня в голову лезет! Да, трудно жить внутри колхоза и хотя бы на словах не перенять часть образа жизни обобществлённых. Тьфу! Надо с эти бороться, ага».

От подобных мыслей его отвлёк телефонный звонок. Развернувшись к селектору, Алексей ткнул кнопку громкой связи. В кабинет ворвался транслируемый из далёкой Москвы шум. Поморщившись, Алексей слегка покрутил регулятор громкости и наклонившись к селектору, спросил.

– Слушай, хватит на товарища Сталина любоваться, пора бы и пообедать нормально.

– Я кофе пью, с печеньем, – ответил Николай, – дочка вчера привезла.

– Хватит сладостями здоровье портить, это я тебе как бывший совладелец кондитерской говорю, – сказал Мишин, – подымайся ко мне.

– У тебя что там, филиал ресторана? – пошутил Меркушев.

– Японского, скажи ещё. Ледяного, как айсберг, суши не обещаю, но не менее замороженный брикет сухпая ещё есть. Тару только свою захвати.

– Иду, – ответил Меркушев и отключился.

Пока в подсвеченных глубинах «Самсунга» крутилось разогреваемое блюдо, Алексей включил радиоприёмник, встроенный китайскими умельцами в канцелярский набор. Одна из граней серебристой пирамидки с торчащими из кармашков ручками и карандашами была отдана ФМ-радио с фиксированными настройками на пять станций.

– …«Голос Харькова» в прямом эфире, – донёсся из маленького динамика бодрый голос ведущего, – сегодня, в день государственного праздника Советского Союза, мы пригласили в нашу эфирную студию представителей всех коммунистический партий республики. Сейчас…

– Тьфу ты, опять они здесь, – Мишин быстро ткнул указательным пальцем в соседнюю кнопку, на жидкокристаллическом экранчике значение частоты мигнуло, появилось название станции.

– Так-то лучше, – констатировал Алексей, сменив политику на допереносные шлягеры, без устали транслируемые «Европой плюс». Одной из немногих коммерческих станций, благополучно переживших хаос первых дней и политику жёсткой оптимизации июля-августа.

В коридоре послышались торопливые шаги и через распахнутую настежь дверь в приёмную быстро вошёл Меркушев, держа в одной руке пакет с чем-то побрякивающим, в другой большой бумажный кулёк.

– Здорово ещё раз, – Михаил поднялся, протянул руку навстречу подошедшему коллеге и другу.

Николай выгрузил на поднос кулёк, рядом на тумбочку пристроил пакет, повернулся, крепко сжал кисть Мишина своей жилистой ладонью.

– Привет, Алексей. О, последние достижения подшефного пищепрома? – он подтянул к столу стул для посетителей, уселся на него, одновременно показывая на свёрнутую Мишиным упаковку.

– Ну, так не ты один благами реформ можешь пользоваться, – Алексей, усмехнувшись, кивнул на приличного размера кулёк, – дети подкармливают и я даже по запаху, – он шумно втянул ноздрями воздух, – могу догадаться откуда. Из Аркадьевских закромов, да?