Судьба одной карты

Послы писали, что калмыцкий хан Аюка, принявший русское подданство, деятельно поддерживает связь с Хивой, отправляет туда своих доверенных лиц, а хивинский хан, в свою очередь, шлет людей к Аюке. Как выяснилось впоследствии, хан Аюка действительно вел двойственную политику. Он сообщал Шир-Газы о якобы завоевательных намерениях царя Петра и в то же время, стремясь отвести от себя подозрения, оповещал русских о враждебных действиях хивинцев. Он уверял, что на всем пути, по которому пойдет русская экспедиция, местные жители засыпали колодцы. В дальнейшем оказалось, что это сообщение Аюки было ложным.

Письмо Воронина и Святого и уверения калмыцкого хана вызывали у Черкасского опасения за судьбу экспедиции. Предвидя, что воинственный хан Шир-Газы не пойдет навстречу мирным предложениям, он написал письмо царю, в котором спрашивал, как ему поступить [VI^е].

Петр в то время находился в Германии. Получив письмо Черкасского, он сразу же ответил. Освободить бухарцев и хивинцев, арестованных по обвинению в государственной измене, царь отказался, добавив при этом, что, если ханы будут настаивать на их освобождении, Черкасский может обещать отпустить их на свободу после окончания экспедиции. На вопрос, как быть, если хивинский хан не согласится помочь экспедиции, Петр отвечал: «Что же пишешь — ежели хан хивинский не склонитца и я не могу Знать в чем, только велено вам, чтоб в дружбе были…» По-видимому, Петр был уверен, что хан Шир Газы охотно примет все его предложения. Если же, против ожидания, хан откажется от русской гвардии, не даст судов для путешествия в Индию и «дружбы не примет», тогда останется только построить крепость на Аму-Дарье и разрушить плотину.

В заключение письма Петр писал: «Трудись неотложно, по крайней мере исполнить по данным вам пунктам, а ко мне не отписывайся для указов, понеже как и сам пишешь, что невозможно из такой дальности указу получать» [III^a]. Таким образом, царь поручал Черкасскому самостоятельное решение сложных задач, связанных с хивинской экспедицией.

Поход в далекую Хиву представлял большие трудности. Его участников ожидали сильная жара, недостаток питьевой воды и корма для лошадей и верблюдов. В самой же Хиве предстояло выполнить трудную и сложную задачу — разрушить плотину и повернуть течение Аму-Дарьи. Это нужно было совершить даже в том случае, если хивинский хан откажется помогать русскому отряду.

Из писем Черкасского Петру I ясно видно, что он полностью отдавал себе отчет в том, какие трудности встретятся на пути в Хиву и какой опасности подвергнутся участники экспедиции. Он понимал, что можно ожидать враждебных действий со стороны хивинцев. В хивинский поход шло всего 2200 русских солдат и казаков, а в Хиве при объявлении войны каждый взрослый мужчина становился в ряды войска.

Черкасский сознавал, что надеяться на благополучный конец экспедиции трудно. Но Петр, увлеченный замыслом возродить прежнее течение Аму-Дарьи и создать водный путь в Индию, требовал от него безусловного выполнения всех пунктов указа [49, VI^е].

В довершение всех трудностей при подготовке экспедиции и опасений за ее судьбу произошло событие, причинившее много беспокойства начальнику экспедиции.

В первых числах апреля 1717 г., когда экспедиция готовилась выйти из Астрахани, поручик Кожин подал Черкасскому доношение с отказом ехать в Индию, объясняя это тем, что сенат дал мало денег на его поездку. Тогда Черкасский приказал Кожину отправиться под конвоем к царю, находившемуся за границей. Увидев, какой оборот принимает дело, Кожин согласился ехать, но как только его освободили от конвоя, он немедленно скрылся [VI^е].

Черкасский известил о его бегстве генерального ревизора Василия Зотова, который находился в Петербурге и мог скорее, чем царь, бывший за границей, принять меры по отношению к дезертиру [49]. Черкасский не знал, что, скрывшись от него, Кожин остался в Астрахани. Он явился к астраханскому обер-коменданту Чирикову и сделал донос на своего начальника, объявив его изменником. Кожин утверждал, что сообщение Черкасского о найденном им прежнем устье Аму-Дарьи ложь, которая нужна была ему, чтобы получить в свои руки войско, а затем перейти с ним на сторону хивинцев. Это сообщение настолько озадачило обер-коменданта, что он оставил Кожина на свободе, вместо того чтобы под караулом отослать в Петербург [55].

Через две недели после начала хивинского похода Кожин, оставаясь в Астрахани, написал донесение царю и генерал-адмиралу Апраксину [50]. Чтобы оправдать свои поступки, за которые ему грозил военный суд, Кожин пытался опорочить действия начальника хивинской экспедиции. Однако его доносам не поверили.

Каковы же были причины дезертирства Кожина? Об ртом Черкасский писал генеральному ревизору Зотову: «Поручик Кожин веема не хотел ехать и страшился от пути своего». Очевидно, Кожин боялся трудностей предстоящего похода и решил избежать их.

Кожин в дальнейшем сыграл весьма отрицательную роль при оценке работ Черкасского на Каспийском море, поэтому отметим его отношение к Александру Черкасскому с самого начала.