Религиозные фанатики и им подобные неизбежно должны были контратаковать западных ученых, раскопавших информацию о том, что суфийские учения были основой той деятельности, которой веками восхищались самые ортодоксальные христиане. Именно этим и объясняется резкий ответ профессора Асина («Избранные труды», 1, Мадрид, 1946) на их высказывания:
«Автор опубликованной недавно докторской диссертации на тему “Характер и истоки идей благословенного Раймунда Ауллия” (Тулуза, 1912), мистер Пробст, с инфантильной дерзостью называет Менендес-и-Пелайо, Риверу и меня лжецами и романтиками за то, что мы установили связь системы Ауллия с арабскими источниками. Этот малоинформированный молодой человек незнаком с моей работой «Психология согласно учению Мухиэдина ибн Араби», опубликованной в
В деятельности таких людей как Асин нашел свое отражение тот факт, что маятник качнулся в обратную сторону, и суфийские влияния стали признаваться. Но открытия, показавшие, что христианские созерцатели опирались на суфийские книги, суфийские методы и суфийскую терминологию, вызвали неизбежную реакцию: поток толкований хлынул из келий современных схоластов. Появились заявления о том, что суфизм может способствовать приобретению подлинного мистического опыта потому, что суфии почитают Христа и еще потому, что на самих суфиев в свое время оказало большое влияние христианство. Смысл этих высказываний в том, что суфийские идеи отбрасывать не следует. Если уж Св. Иоанн Креста и Ауллий могли пользоваться ими, значит в них есть что-то ценное. Схоласты восстановили часть их пути и занялись переписыванием их истории, чтобы предусмотреть различные неудобные факты. Единственная опасность этого в том, что по мере опубликования новых материалов приходится изменять официальную точку зрения. Это – интеллектуальная гимнастика. Люди, не подверженные столь сильно влиянию теологии, заняты отслеживанием «совпадений» суфизма с древними учениями.
Контакты с суфиями, которые на поверку оказались вовсе не людоедами, дали толчок другому интересному направлению западной мысли, которое еще развивается. Это направление наиболее точно можно охарактеризовать как узнавание. Понимание сходства суфийской мысли с западной интуицией и идеями заставило многих людей заняться внимательным изучением этой системы. Суфии считают, что это обусловлено двумя факторами – во-первых, потому что основа суфийского пути скрыта в уме каждого человека («существует только один истинный путь») и, во-вторых, потому что во всех видах современного западного обучения уже присутствуют семена идей, разбросанные суфийскими «передатчиками» из Испании, Сицилии и других стран. Суфийские чувства Хайама и других авторов, которые почти полностью прижились на Западе, представляют собой другой источник распространения этого потока. В этой книге рассматриваются различные аспекты данного феномена с целью его иллюстрации, а не всестороннего изложения.
Теории о непрерывном источнике тайного учения, одну лишь часть которого представляют философские труды, являющиеся всего лишь фрагментами без ключа к пониманию целого, и аргументами, оторванными от практики, передавались на Запад суфийскими иллюминистами из Испании и, возможно, также с Ближнего Востока. Один из таких каналов нам уже известен – профессор Паласиос и его коллеги проследили путь распространения этих идей из Андалусии дальше в Европу, где они достигли Роджэра Бэкона и Ауллия. Другие исследователи обнаружили следы тех же влияний в трудах Александра Хейлса и Дунса Скотта, отметив их как определяющий фактор в формировании так называемых августинианских схоластов Запада.
Традиционное объяснение того, как и откуда распространялись эти теории, частично приводится в труде мученика Сухраварди «Мудрость озарения». Он родился в 1154 г. и был казнен в 1191 г. Он пришел с Востока и осел в Алеппо, где и был убит по приказу местного правителя, племянника Саладина, который не мог противостоять давлению ортодоксального духовенства. Впоследствии его стали называть «Сухраварди убиенным». Он – один из величайших суфийских учителей, а деятельность его школы, как показал Паласиос, была источником идей для Данте. «Убиенный шейх» не был ни творцом иллюминистской теории, ни первым звеном в цепи передачи учителей, берущей начало в глубокой древности. Но в предисловии к его книге кратко излагаются его воззрения по данному вопросу. Большинство экземпляров было сожжено, но некоторые (особенно на Востоке) все же сохранились.