Суфии

Профессор Ковелл, который познакомил Фитцджеральда со стихами Хайяма и обучал его персидскому языку, сумел разглядеть в трудах поэта суфийское содержание после того, как побеседовал с индийскими иранистами. Некоторые более поздние исследователи пришли к заключению, что эти люди обманывали профессора. Некоторые западные эксперты не находят в стихах Хайяма ничего суфийского. Преподобный доктор Т. X. Вейр, читавший лекции по арабскому языку, (Хайям писал на персидском) написал книгу о Хайяме, в которой высказался по этому вопросу однозначно. В своей книге «Поэт Омар Хайям» он пишет: «Достаточно прочитать дюжину строчек из Хайяма, чтобы понять, что в его стихах не больше мистического, чем в стихах Бернса». Однако Преподобный не уточнил, какой мистицизм он имеет в виду и что он вообще понимает под мистицизмом.

Фитцджеральд и сам пребывал в замешательстве относительно Хайяма. Иногда ему казалось, что Хайям был суфием, иногда – нет. При этом сам Фитцджеральд воспринял многие суфийские идеи. Тщательный анализ Херон-Аллена показал, что материалы, которые, как принято считать, являются выдумками самого Фитцджеральда, на самом деле были им позаимствованы у других персидских поэтов. Эти другие поэты, которые еще со времен Чосера оказали значительное влияние на английскую литературу, – Аттар, Хафиз, Саади и Джами.

Возможно, вполне намерено, но не исключено, что и чисто случайно, Фитцджеральд пропитался суфийскими идеями, содержащимися в известных персидских произведениях. Эти идеи зрели в его уме, а затем, смешавшись с идеями Хайяма, приняли форму «Рубайят» на английском языке. Если бы Фитцджеральд знал об особой технике обучения, использованной Хайямом, суть которой состоит в том, чтобы развить какую-то мысль и довести ее до абсурда, чтобы таким образом показать ее несостоятельность, он мог бы произвести нечто даже более совершенное по своему воздействию.

В своем переводе Фитцджеральд также упустил из виду, что Хайям особо выделял суфийское состояние понимания, наступающее после «опьянения». Эта мысль выражена, например, в таком четверостишии:

Без вина я жить не могу,

Без чаши нацеженного вина подняться даже не могу.Я раб мгновений тех, когда вдыхаю слова Саки:

«Выпей еще чашу» – а пить уже я не могу.

В этих строчках поэт недвусмысленно ссылается на состояние, достигаемое под руководством суфийского учителя, когда экстатическое переживание развивается в реальное восприятие скрытого измерения за пределами метафорического опьянения.

До сих пор никто еще не смог перевести Хайяма на английский язык лучше Фицджеральда, ибо для того, чтобы передать суфийские идеи применительно к данному времени, необходимо ощутить определенную гармонию этих идей с требованиями самого времени.

Нельзя сказать, что каждый мог увидеть именно такой смысл в поэзии Хайяма. Его стихи захватили Суинберна, Мередита и миллионы других людей, ищущих пути мышления вне тех рамок, которыми они были скованы. Однако были и другие люди, которые в его стихах почувствовали некую угрозу привычным конвенциям. Известный доктор богословия Хасти, например, не пытался понять глубину Хайяма.

В переводах Фитцджеральда он увидел «грубое острословие и поверхностные мысли в кричащих и убогих песенках». Создав своего «новоиспеченного Хайяма», Фитцджеральд породил «жалких, занимающихся самообманом и просто нездоровых фанатиков его культа». Сам «культ» был «в буквальном смысле дикостью и обманом, безрассудством и пустым идолопоклонством».

А может быть, сей почтенный джентльмен просто почувствовал, что его ценности поставлены под угрозу тем, кто, в конце концов, был всего лишь «пьяницей, трусливым бездельником, банкротом и недальновидным бахвалом?»

Вполне возможно, что на Востоке Хайяма понимали не больше, чем на Западе. Тот факт, что очень многие мусульманские студенты в Индии, знавшие английский язык, пришли в восторг от Хайяма в переводах Фитцджеральда, заставил, по крайней мере, одного из ортодоксальных мусульманских богословов забеспокоиться. В известном памфлете «Толкование Хайяма» (Молви Ханзада, Аа-хор, 1929) он использовал все средства, чтобы втиснуть эту проблему в свои собственные рамки. Прежде всего, он небезосновательно утверждает, что Фитцджеральд знал персидский язык недостаточно свободно. Затем он доказывает, что Ковелл знал его не лучше Фитцджеральда: «Оба они писали плохо, как маленькие дети». Люди, желающие читать Хайяма, прежде всего должны изучить персидский язык, а не английский. Тогда они получат возможность должным образом узнать об исламе, прежде чем заниматься такими сложными проблемами, как суфизм. В конце концов, Хайям – это общее название одного из методов суфийского учения, которое может ввести в заблуждение, если подходить к нему поверхностно, не принимая во внимание книги и не находясь под руководством учителя.