Было заметно, что Прохорова задели мои слова, но он постарался не подать виду.
- Ну хорошо, – сказал подполковник. – Тогда по делу. Гастролей больше не будет. Теперь, наоборот, воров – самых отъявленных – со всех лагерей начнут этапировать небольшими группами в особый лагерь, где их уже будут ждать ваши. Но ты ещё какое-то время понадобишься мне тут. Доберёшь подходящих людей. Займёте новый барак… Задача проста. Чем меньше воров и подобного им отребья взойдёт на пароход, покидающий материк, тем лучше… А то, понимаешь, режут вашего брата. Беспощадно режут. Ценные кадры уничтожаются сотнями, да… Странно всё-таки… Вы в войну уцелели, такой ад прошли, а с какими-то босяками справиться не можете. Просто удивительно. Мы оказываем вам помощь, создаём все условия… А ворьё окончательно не уничтожено! Блатари, правда, хитрые, в свои ряды принимают теперь легче и быстрее… И ведь находятся те, кто становятся блатными… Но и сук стало больше, из бывших воров перебегают… Какой-то нескончаемый поток, так сказать… Почему не прекращается эта резня окончательным упразднением той, отжившей уже, системы… И у вас потери большие, и у Пивоварова… И тут и там, и везде… Не можете справиться, значит? Или что? Позавчера в Ванинском порту двенадцать сук уделали.
Я вяло развёл руками:
- Блатных поддерживают, гражданин начальник. Многие зэки на их стороне.
- Но почему?! Не понимаю!
- Одни боятся их закона, другие жалеют их…
- Кого?! – Прохоров был поражён. – Ведь вы… То есть они всё время паразитировали на остальных… За людей не держали. Например, каждый должен был треть передачи отдавать блатным.
- Это справедливо, – говорю. – Блатному ведь передачи не шлют, некому о нём позаботиться.
- Но ведь их все ненавидели. Они не работали, всех притесняли, вели себя как какие-то… аристократы! Я же знаю настроения основного контингента. Их всегда все ненавидели!
- Нас ненавидят ещё сильней.
- За что?
Я пожал плечами:
- Из-за вас, наверно…
Прохоров тоже пожал плечами и ещё изобразил на лице что-то вроде «ни черта я с вами понять не могу». Затем произнёс:
- Ничего-ничего, мы им ещё покажем. Ты, главное, людей подбери надёжных, стойких…
- И оловянных.
- Что?
- Ничего. Мне всё ясно. Сделаем.
- Без огонька, без энтузиазма как-то… А зря… В твоё дело внесена особая благодарность. А также отмечено примерное поведение и высокая трудовая дисциплина. Так что свобода близко.
- Она всегда близко… – я вздохнул. – Рукой подать.
- Я говорю о досрочном освобождении. Чёрт, ты рад хоть?
- Рад.
- По тебе не скажешь. – Прохоров вроде как обиделся на меня.
- Что ж мне, на ушах ходить?
- Нет, почему… Но всё-таки… Свобода ведь…
- Где, – спрашиваю, – свобода? Там?
- То есть как это – где? Ты язык-то прикуси, а то дошутишься!
Я махнул рукой и не сдержал ухмылки:
- Да это я так. К слову. Не обращайте внимания. И вообще, пойду я, гражданин начальник.
Прохоров кивнул, потом вдруг дёрнулся из-за стола и неожиданно предложил:
- Хряпнуть, кстати, хочешь?
Он подошёл к сейфу и похлопал по массивной двери. – У меня тут коньячок… Закипит скоро. Чёрт!.. – он порылся в карманах галифе, затем стал шарить в ящиках стола. – Чёрт!.. Куда ж я ключи сунул?.. Может, стащил кто? Я тут с некоторыми твоими беседовал… Чёрт, ну что вы за народ? Ну как так можно себя…э… не контролировать… так сказать… Я же сгною того, кто это сделал!
- Да ладно, – говорю. – Я этого медведя хорошо знаю. - Вытащив из-за голенища сапога заточку и прихватив со стола скрепку, я направился к сейфу. – Англичанин, начало века… Встречались мы с ним…
- Ты, однако… – только и пробормотал подполковник, отступая в сторону.
- Наклони-ка его чуток на меня, – попросил я, неосознанно перейдя на «ты».
Должно быть, теперь я себя вроде как не контролировал.
Прохоров послушно исполнил.
- Ещё чуток.
- Ага.
Прошло полминуты. Не больше.
- Ну что? – спросил Прохоров, почему-то шёпотом.
- Сейчас… сейчас… – я был сосредоточен, поэтому говорил очень медленно. – Не торопись… Быстро только кошки родятся, да и то слепыми.
И наконец…
- Готово! – сказал я, открывая дверь сейфа и с интересом заглядывая внутрь.
Только тут Прохоров пришёл в себя. Оттеснил меня от «медведя», достал бутылку и стакан. Плеснул себе щедро, выпил. Скривился. Снова наполнил стакан до половины и протянул мне.
Я с удовольствием выпил. В желудке приятно потеплело. Мы закурили. Помолчали, закутавшись в дым… Ещё дёрнули, на этот раз с тостом.
- Давай за Родину! – предложил подполковник.
- Горький писал, где тепло - там и родина.
- Вот те раз! Ты ж воевал за неё.
Я сказал:
- Гражданин начальник, у каждого человека должна быть родина, где ему тепло, спокойно и радостно, где он свой среди своих, где он любит, где он любим… Родина… Наверное… Я воевал не за неё, а во имя неё… Она должна быть – родина… Место, где тебя ждут, где тебе всегда рады…
- Место, где тебя жду и рады тебе – тюрьма! Давай, тогда за неё!