— Повтори это, — ласково сказал он. — Ну же. Предложи мне свою кровь.
Я закрыла глаза и слабо покачала головой.
— И почему же ты этого не сделаешь?
— Потому что ты чудовище.
— Умница, — он медленно выпустил меня и добавил: — Твой отец скоро вернется. Тебе и правда пора.
«Он вздумал меня проучить. Как непослушного ребенка».
— Тебе не следовало так делать, — сказала я тихо, начиная чувствовать клокочущую внутри ярость.
— Еще как следовало.
— Однажды тебе придется понять, что ты сильнее этой жажды. Вот увидишь.
Он улыбнулся мне своей прежней печальной, рассеянной улыбкой, небрежно пожал плечами:
— Можешь сколько угодно в это верить. Но вера в сказки обязательно оборачивается болью, Бела. Сильной болью, — неожиданно он нахмурился и пробормотал: — Ну и вонь. Псы спешат тебе на выручку. Началось…
— Что началось?
Эдвард презрительно вздохнул:
— О, ты скоро поймешь. Полагаю, ты нашла ещё один источник информации. Тебе полезно будет узнать о моей природе то, что я не скажу тебе сам. Мне пора ехать…
Почти сразу как только я вошла в дом и сняла куртку, услышала, что к дому подъехала машины.
— Белла, я сам открою, — сказал папа, выходя из гостиной.
На подъездной дорожке раздались чьи-то голоса, и среди них я с удивлением услышала голос Джейкоба. Я моментально вспомнила свою встречу в Ла Пуш, а затем загадочное и излишне резкое прощание Эдварда со мной. Но неужели отец Джейкоба верит в сказки про оборотней?
Широколицый и скуластый индеец въехал в прихожую на кресле-каталке, подле него стоял Джейкоб. Взглянув на меня, Билли обнаружил в этом взоре беспокойство и… предупреждение.
«Нет. Только, блин, не говорите мне, что и оборотни существуют. С вампиризмом я худо-бедно разобралась. Это звучит так реалистично, что я готова легко вписать его в нынешнюю картину миропонимания. Но превращение одного крупного млекопитающего в совершенно другое вы мне рационально объяснить точно не сможете».
Кажется, я взглянула на Билли почти с вызовом и, наверное, страхом.
К счастью, они с моим отцом говорили сначала только о том, как я выросла и о бейсболе — чуть позже. Я вызвалась делать горячие бутерброды с сыром и помидорами, а Джейкоб прошел со мной на кухню.
— Сколько тебе лет? — спросила я, оглядев с головы до ног высоченного парня.
— Пятнадцать.
Я подняла брови:
— А впечатление, что все двадцать.
Он польщенно улыбнулся:
— Спасибо, что не выдала меня. Слушай, когда мы подъезжали к твоему дому, мне показалось, со двора выезжает довольно классная тачка. Если не секрет… кто это?
— Каллен, — спокойно ответила я. — Один из них.
Он кивнул:
— Я мог и догадаться. Вы с ним…
— Дружим просто, — ответила я.
— Тогда понятно, почему у папы так резко испортилось настроение в машине, — задумчиво ответил Джейкоб. — Он переволновался. Несколько раз спросил меня, уверен ли я, что вольво отъехала именно от твоего двора.
— Боже, он и впрямь верит в эти легенды? Настолько серьезно? Но почему? — я старалась говорить как можно более убедительно.
Джейкоб пожал плечами:
— Для меня это тоже странно. Знаешь, во всём остальном он нормальный до зубовного скрипа, а что касается легенд, ведет себя так же, как наши бабки.
С горячими бутербродами мы вернулись в гостиную. Чарли с другом смотрели игру, а я болтала с Джейкобом. Он не выглядел, как человек, который всерьез воспринимает вампиров или оборотней, но я помню, как на меня посмотрел его отец. Он точно что-то знает. Придется расспросить Эдварда… насчет остальных возможно существующих монстров.
Когда я об этом подумала, мне показалось, земля дрожит под ногами. Мир снова был готов распасться на составные элементы в моём сознании, но я заставила его стоять на месте и кое-как дожила до конца ужасно скучного вечера.
Под конец папа сказал, что собирается на рыбалку в выходные. Будет тепло. Он виновато спросил, не расстраиваюсь ли я, что он уезжает. «Думаю, в выходные нам с тобой и правда лучше не пересекаться», — подумала я со смущением.
Перед приездом Блэков Эдвард сказал… «Началось». Как это понимать?
У меня опять к нему куча вопросов!
В ванной, оставшись в одиночестве, я поймала себя на том, что меня слегка лихорадит. Всё было в порядке, но сердце начинало тревожно колотиться в мрачном предчувствии. Почему?
Меня рассердило то, как повёл себя в машине Эдвард. Он преподал мне урок, как ребёнку. Но я не ребёнок — когда до него это дойдёт?
А ещё я оцепенела вовсе не от страха, когда пригрозил укусить меня.
“Ну? И от чего тогда?” — требовательно подумала я, посмотрев на свое отражение в ванной. Я была очень бледна, выглядела измученной, но глаза блестели каким-то безумием.
“Я замерла, потому что захотела почувствовать его губы на своей коже”, — безжалостно сказала себе я.
Потом опустила голову, закрыла глаза. Он прав. Красота человека не имела для меня ни малейшего значения до тех пор, пока в моих глазах она не становилась наполнена смыслом.