Захлопнув дверцу изнутри, Лиза мгновенно пропитывается теплом, идущим от сиденья и вентиляторов. Внутри поднимается горячая волна благодарности и почти ликования. Она справляется! Без бабушки! Без таблеток! И пусть ноги снова мокрые, да пусть они тысячу раз мокрые, но теперь все будет хорошо, Лиза почему-то уверена. Она несколько раз поправляет наушники, чтобы удобнее сидели на ушах, и внимательно вглядывается в отражение в ветровом стекле: губы женщины движутся, она то и дело чуть поворачивает голову к Лизе – видимо, чтобы удостовериться, что Лиза ничего не слышит.
В очередной раз столкнувшись взглядом с отражением женщины, Лиза нашаривает в кармане доставшийся ей вчера смартфон, вглядывается в его корпус при свете дня. На экране – едва заметные потертости. Она мгновенно проваливается в чужую реальность – видит чьи-то длинные пальцы, бегающие по экрану. 9213. А бармен сказал, 9123. Перепутал, просто перепутал! Тщательно прицеливаясь, она вбивает новый код – и он срабатывает: экран распускается, как цветок, позволяя ей войти. На верхней полоске возникают два индикатора: связь и, чуть погодя, интернет. Две полоски, три, пять! Спасибо тебе, чувак с рыжей бородой.
Вдруг возвращается радость. С неожиданным удовольствием Лиза рассматривает свои мокрые ноги – она наконец снова их ощущает, и это ощущение не назвать приятным, но им и положено быть мокрыми. В конце концов, у порядочного полководца всегда ноги мокрые, как иначе. И пусть в ее полку лишь один солдат, она все равно победит. Уже побеждает.
Лиза отказывается от нарастающей в ногах ломоты, чтобы насладиться другим ощущением, долгожданным. Ей снова интересно. Она с удовольствием разворачивает черную меловую доску с разводами от старой гнилой тряпки / пахнущую травой бамбуковую циновку с перебитыми кое-где плашками / безбрежную глянцево-белую, электронную, со следами синего маркера / небольшую пробковую, с алюминиевыми бортиками и несколькими разноцветными кнопками, воткнутыми там и сям, – да, вот это то, что надо. Первым делом она делает кнопки красными, для контраста, а затем группирует их в правом нижнем углу, чтобы были под рукой. Не торопясь, с удовольствием она заполняет доску листочками, на которых крупными буквами выведены незнакомые имена и мелко, едва заметно, напечатаны хорошо известные ей адреса. Кнопки слегка сопротивляются и приятно скрипят, глубоко вонзаясь в хрустящую бумагу и зернистую поверхность доски, соединяя их собою. Хорошо пахнет пылью и немножко дубовой корочкой – как бабушка заваривала в детстве от поноса.
Но что сказать этим людям? Можно ли сразу приступить к делу, или они тут же прогонят ее? Лиза не умеет разговаривать с незнакомцами. Никогда не разговаривает с чужими. Есть только одно исключение – когда она приходит от агентства. Здравствуйте, – скажет Лиза. – Меня к вам прислали. – Это просто и привычно. – Можно войти? – вежливо спросит Лиза.
Откуда-то из-под диафрагмы поднимается ликование, и Лиза встряхивает своими красивыми браслетами еще и еще раз – она так давно не слышала их звона. Восторг растет, заполняет ее целиком, и она все быстрее трясет руками, раскачиваясь на теплом сиденье, все глубже погружаясь в яркий серый внутри себя.
Когда вокруг вдруг раздается грохот и крик и Лиза взлетает над сиденьем, едва не разбив нос о лобовое стекло, она не сразу понимает, что произошло.
Дверца распахивается, и в проеме появляется женщина, которая только что отражалась в стекле. Она хватает Лизу за руку и выволакивает на улицу. Наушники съехали с одного уха, и теперь Лиза слышит, что в голосе женщины салатовый смешался с лавандовым и получился свинец – блестящий, серо-синий, упругий и гибкий. Свинец, свинец… Что же он напоминает? Женщина хватает Лизу за наушники, Лиза отшатывается, наушники летят в грязь, и теперь Лиза слышит хорошо:
– …всем ненормальная! Тебя в больницу надо! Лечить надо! На улицу не выпускать! Вон отсюда пошла!
Лиза не может понять, реально ли то, что она слышит. Внезапно вся улица, уставленная старыми двухэтажными домиками, едет влево. Лиза не уверена, что правильно поняла слова женщины. Нужно уточнить.
– А племянница? Племянница как же? – спрашивает она на всякий случай, хотя уже не уверена, была ли у женщины племянница.
– При чем тут племянница?! Ты себя с нормальными не равняй! И почему вам позволяют одним шататься? Пошла отсюда, я сказала, а то задавлю! Давить вас надо, уродов таких. Прямо в роддомах! И зачем только я остановилась!