Свадьба Берсерка

— Мы готовы заплатить вергельд. Если ты считаешь, что тебе нанесли бесчестье — назначь цену. Возможно, мы поторопились, но ты и сам знаешь — родичи должны следить за тем, чтобы богатство оставалось в роду, преумножая его силу. Двое моих сыновей погибли в битвах, которые мы выиграли бы, будь у нас побольше драккаров…

Убить бы их обоих, и Турле, и Огера, устало подумал Харальд. Но ему нужно взять Веллинхел. И весной сюда придет конунг Готфрид из германских земель. Германцы плохо плавают по морям, но хорошо сражаются. Особенно когда их много.

А у него людей до смешного мало.

К тому же — Свальд. Брат привез ему в дар Сванхильд. Не будь этого, он сам сейчас служил бы Гудрему, как безмозглая тварь. Или что там уготовил ему Ермунгард…

А для Свальда старый Турле был человеком, подарившим ему первый меч — и новенький драккар.

— Я принял решение, — объявил Харальд, снова оскалившись. — Я заберу у вас три драккара. Вместе с хирдами, которые вы отпустите, чтобы они дали клятву уже мне. И оставлю у себя Свальда, который будет служить под моей рукой, как простой хирдман. Если через год я увижу, что он служит честно, я прощу вас. И отпущу его. Но вы двое уйдете из Йорингарда прямо сейчас. На одном драккаре. Если что, помните — Свальд последний в вашем роду, и он останется рядом со мной. За все ваши новые хитрости заплатит он. Если понадобится, то и своей жизнью. А теперь уходите. Оба.

Свальд вдруг улыбнулся, заявил с готовностью:

— Да, это будет честно. Я согласен.

Турле стоял, покачиваясь. Лицо его почернело от прилившей крови. Потом он прохрипел:

— Свальд не последний в нашем роду. Есть еще и ты. Ты тоже из ярлов Сивербе, Харальд. Помни об этом. Я согласен уплатить тот вергельд, который ты назначил. Три драккара вместе с хирдами и Свальд. Прощай.

Он развернулся, тяжело зашагал к берегу. Огер торопливо заявил:

— Я хотел бы проститься с сыном. Перед отплытием.

Харальд прищурился, медленно кивнул, соглашаясь. Свальд, благодарно глянув на него, двинулся вместе с отцом к фьорду.

— Все к драккарам, — приказал Харальд. — Проводим гостей. И присмотрим, чтобы ничего не случилось, пока они будут отчаливать.

Он размашисто зашагал вниз, к берегу.

Один из страшных мужиков, по лицу которого текла вода, разрубил ей плечо. Что было потом, Забава не помнила.

В себя она пришла уже на руках у Харальда, который ее куда-то нес.

Он снова посветлел лицом и сиял серебряными глазами — но стал каким-то страшным, даже не худым, а пугающе-костлявым. Щеки ввалились, кости вокруг глаз торчали гребнями по бровям и скулам, нос заострился. И подбородок выпирал даже не по-звериному, а по-змеиному…

Но у Забавы не было сил радоваться тому, что он опять стал человеком. Тело сводило от ледяного холода. Плечо болело — надрывно, непрестанно.

Затем Харальд ее заголил, да еще при мужиках, и начал растирать.

Как только по телу стрельнуло легким теплом, боль в отместку за это скрутила так, что лицо Харальда перед глазами поплыло, смазываясь.

Забава терпела, постукивая зубами и судорожно выдыхая. На каждом вдохе плечо словно резали заново. Она стискивала зубы. Кричать казалось почему-то стыдным. Мысли в голове путались, думалось ей только об одном — как же болит, болит-то как…

Потом перед глазами все потемнело, и боль наконец отступила.

Второй раз Забава пришла в себя уже в опочивальне женского дома. Было тепло — а левое плечо как будто грыз неведомый зверь.

Рядом мелькали лица — бабки Малени, каких-то баб. Затем над Забавой склонился Кейлев. С иглой в пальцах.

Она задохнулась от ужаса, дернулась. Приемный отец что-то сказал, ее тут же схватили за руки. Даже на лоб кто-то ладони положил, придавив голову к подушке.

Больней всего было, когда игла прокалывала кожу. Когда по мясу шла, еще ничего, не так дергало…

Не было бы вокруг людей, она, может, и закричала бы. А так только со стонами выдыхала. Пятками по постели била, когда игла втыкалась. Слезы текли по лицу, не переставая…

Потом ей затянули плечо льняной тканью, обрядили в рубаху. Укрыли, начали поить крепким хмельным. Следом — молоком с медом.

А ей от боли не хотелось ни пить, ни есть.

Красава, вспомнила вдруг Забава. Ей сейчас вот так же больно — хотя нет, еще больней. У сестры по всей спине от кожи только тонкие ленты остались. Но Красаве никто не помогает. Не кормит, не поит, рядом не сидит, вот как с ней самой.

Она выпростала здоровую руку из-под покрывала, потянулась к бабке Малене, сидевшей рядом. Просипела:

— Красава… как она? Попроси Кейлева послать к ней кого…

Бабка со вздохом поднялась. Протопала до двери, заговорила с каким-то нартвегом — голос у того походил на голос самого Кейлева.

Вернувшись, Маленя объявила:

— Твой отец сказал, что он прикажет позаботиться об этой рабыне. Ради тебя. Хоть и предупредил, что ярлу это не понравиться.

Забава кивнула — и тяжело задышала. Боль вроде бы стала поменьше.

Девка Харальда вернулась — и привела его с собой. Или это он вернулся и привел ее с собой?