Свадьба Берсерка

И Забава опять посмотрела на берег. Она-то уплывет, конечно — но только бы с ним ничего не случилось. Хоть он и убивец бабий.

По лесенке, пока она думала о Харальде, поднялась одна из рабынь. Со счастливой улыбкой подошла к другой стороне корабля, перелезла через борт. Исчезла.

Но всплеска воды Забава не расслышала. Выходит, там лодка?

Из дыры в палубе уже поднималась следующая рабыня. За ней — бабка Маленя. Вылезла с кряхтеньем, заковыляла на ту сторону корабля с радостным лицом, что-то приговаривая на ходу.

И Забава услышала:

— Орешная весь… хоть разок посмотрю, а там и помирать можно…

Ей тоже хотелось побежать за ней следом, но мысль о Харальде все не отпускала, лицо его снова и снова выплывало из памяти, вставая перед глазами.

Так что она все смотрела на берег, вцепившись в борт.

Но снова шелестнуло по палубе:

— Забава. Домой.

И она развернулась туда, откуда шел зов. Правда, напоследок все-таки глянула на берег, туда, где шел бой…

Разум Харальду изменил, околдованный дивной, никогда не виданной им красотой — но тело в последний момент почему-то воспротивилось.

И от прикосновения к губам, сладким, как свежий, только что снятый мед, во рту загорчило. Как будто желчи хлебнул.

Легким наваждением вспомнился вдруг вкус других губ — не таких сладких, не таких жарких, но никогда не горчивших.

Потом Харальд неожиданно осознал, что уже лежит на полу. Одежды на нем нет, а под ним извивается женское тело. Горячее, с высокими куполами грудей — настолько высокими, что лежалось сверху на этот раз как-то непривычно.

Хотя само это дело было для него и привычное, и знакомое.

Твердые острые соски упирались в грудь, почти кололи. И раздвинутыми бедрами красавица играла, уже насаживаясь на его мужское копье, вставшее, готовое…

И хотя Харальд уже ощущал податливость и жар ее входа, но тяжесть ниже пояса вдруг показалась не такой, как всегда. Не радостно дурманящей, с жаркими толчками крови по всему телу — а какой-то окаменевшей и тяжелой.

Осознание того, что происходит, обрушилось — и отрезвило. Он здесь, кувыркается с бабой. А его хирды на берегу ждут своего ярла. И в крепости чужие воины, которых больше, чем у него.

Войско, которое он собирал с таким трудом, сколачивал из перебежавших, пленных, проданных как рабов, отобранных у родичей воинов — брошено. И девчонка, которую он притащил сюда, тоже.

Харальд стремительно перекатился в сторону, рывком поднимаясь с пола. Женщина вскинулась следом. Золотистые волосы тут же укрыли ее до самых пят, пологом с боков и со спины.

Только перед тела оставался открытым — и манил, по-прежнему будоража все мужское.

А горечь во рту мешала. И зов желания казался теперь каким-то неприятным, гнущим к полу.

— Харальд, я ждала тебя, — красавица не закрывалась руками, наоборот, выпячивала грудь. — Ждала столько ночей, столько дней…

Почему-то сейчас ее голос не действовал так одурманивающее, как прежде.

— И еще подождешь, — грубовато бросил Харальд, подхватывая с одного из сундуков отброшенные его рукой штаны — и торопливо их натягивая.

Взгляд его заметался по кладовой в поисках секиры. Оружия не было. Дверь закрыта — похоже, Трюгви запер его здесь.

Красавица двинулась к нему, раскинув руки. Харальд сделал два стремительных шага в сторону, уворачиваясь от объятий…

И впервые в жизни не сумел уклониться. Она оказалась быстрей. Обхватила его поперек тела, стиснула так, что ни дохнуть, ни вырваться. Хватка была такой, словно вместо рук у нее стальные обручи.

Харальд вдруг вспомнил, что сказал Трюгви, пропуская его в кладовую — Ермунгард велел передать, что на этот раз никакой опасности для тебя нет.

Если для него опасности нет, то для кого она есть? Для его воинов?

Или для Сванхильд?

Харальд, ощерившись, вцепился в женскую шею. Лебединую, гладкую.

Та даже не промялась под пальцами — ощущение было такое, словно он пытался сжать железный столб.

Красавица засмеялась.

— Я ждала тебя столько дней и ночей. Целых три дня и три ночи.

И сжала его еще туже.

Харальд ощутил, как последний воздух с хрипом вырывается из груди — а снова вдохнуть воздух уже некуда. Стиснутые ребра трещали от хватки то ли женщины, то ли еще кого. Перед глазами плыли черные пятна…

— Тот, кто так держится за человека в себе, должен помнить, как слаб человек… — промурлыкала женщина ему на ухо.

От нее пахло цветами и медом, но сейчас этот запах напомнил задыхавшемуся Харальду вонь гниющих трупов.

И красным светом перед глазами не плескало, несмотря на всю ярость.

Так и не женился на девчонке, судорожно подумал он. А эль вот-вот будет готов, его первый в жизни свадебный эль…

— Дар Одина делает из человека берсерка. Из сына Змея — дракона. Дар самого Змея — сила, рвущая чужую плоть. Но со мной их дары спят. Мы почти равны годами, они и я.

Надо быть хитрей, мелькнуло в угасающем сознании Харальда.

Он позволил рукам соскользнуть с шеи женщины — женщины ли? — и обмяк. Вышло у него правдоподобно, потому что перед глазами и так плыли темные пятна, а грудь жгло от удушья.