Свадьба Берсерка

Харальд вывалился из толпы чужих воинов, больше похожий на чудовище, чем на человека — голый, весь залитый кровью. Его люди тут же раздались в стороны, вычищая вокруг него пустое место, и выстраиваясь двойной шеренгой за его спиной, отсекая от нападавших.

— Я в порядке, — прорычал он. — Секиру. Любую. И стащите с кого-нибудь штаны.

Один из Кейлевсонов — кажется, Болли — подбежал, сунул ему в руки собственную секиру. Штанов пришлось дожидаться дольше. И возиться, натягивая штанины, липнувшие к коже, влажной от крови.

— Болли, — крикнул Харальд, затягивая завязки. — Что там на кнорре?

— Да все в порядке, ярл, — пробасил тот, стоя рядом. — Мой брат там. И Свейн, когда ты крикнул, послал на кнорр еще десяток.

Убби, выбравшийся из толпы воинов и вставший рядом, тут же предложил:

— Отправить еще?

Харальд оглянулся на ворота, откуда по-прежнему напирали чужие хирды. Затем посмотрел на кнорр.

Тот покачивался у причала — и насколько он мог судить, там все было спокойно. На палубе сейчас поблескивали шлемы его воинов…

— Не надо, — буркнул Харальд, поворачиваясь к воротам. — Десятка хватит.

Рядом появился Ансен, из числа тех, кто пришел с ним из Хааленсваге. Протянул рубаху из медвежьей шкуры, которую успел принести с его собственного драккара — запасную, взамен той, что осталась в кладовой.

Он, отдав Ансену секиру, торопливо оделся. Забрал назад оружие, развернулся к воротам.

Подумал мрачно — надо шагать осторожно, раз уж остался без сапог. С другой стороны, босые ноги меньше скользят по кровавым ошметкам…

Бабка Маленя уже успела дойти до другого борта корабля, когда Забава наконец пошла следом. Правда, шагала медленно, с трудом передвигая ноги.

Хоть и понимала, что надо торопиться — дорога предстояла неблизкая, ей до Ладоги, бабушке Малене до Орешной веси…

Но быстрей не выходило, потому что на каждом шаге Забава оглядывалась туда, где кипел бой.

— Харальд, — заревели вдруг на берегу. — Ярл.

И Забава, расслышав крик, замерла. Снова оглянулась, но Харальда не увидела. Звенели мечи, люди бились…

Забава опять двинулась вперед.

Она уже почти дошла до борта, за которым исчезла бабка Маленя. Но тут на палубу, взобравшись по сходням, попрыгали какие-то мужики. Окружили ее, не пуская к борту, развернули. И начали что-то спрашивать.

На этот раз Забава в их хриплом карканье ничего не поняла. Не до этого было.

В Ладогу, билось в уме. В Ладогу…

Самый старый, с толстыми косами, выложенными на грудь, что-то сказал, глядя ей в лицо — и развернулся, оглядываясь. Трое из прибежавших склонились над людьми, что лежали на палубе…

Тут прозвучали два долгих, гулких слова, которые Забава тоже не поняла. Прилетели они с той стороны, где исчезли рабыни и бабка Маленя.

Но мужики вокруг Забавы тут же начали падать на палубу. С закрытыми глазами, словно уснули на месте, стоя.

Последним свалился немолодой мужик с косами. Напоследок еще попытался дотянуться до нее рукой…

— Забавушка, быстрей, — счастливым голосом позвала бабка Маленя из-за борта. — Поплыли отсюда, голубушка. Хватит, пожили на чужбине. Домой пора.

Она повернулась в ту сторону, откуда прилетел голос бабки, но напоследок все-таки мазнула взглядом по берегу.

И увидела — в раздавшемся круге воинов кто-то стоит. Горевший у воды костер высвечивал голову, залитую темно-красным — кровь? Даже косицы сейчас казались темными…

Неужели Харальд, подумала Забава. Он? Но весь в крови — ранен?

— Забава, — опять позвал с воды тот мужик, что говорил на родном наречии.

И бабка Маленя запричитала следом:

— Спускайся, голубушка. Время отплывать.

Не могу, убито подумала Забава. Она домой, в Ладогу, а Харальд останется здесь. Да еще и раненый. А она, получается, его бросит. Как он тут один? Особенно если на лице опять сияющая морда появится?

Окровавленный силуэт на берегу двинулся к воротам.

Надо хоть с бабкой Маленей попрощаться по-человечески, мелькнула у нее мысль.

И Забава сделала последний шаг, что оставался ей до борта. Перегнулась, посмотрела вниз.

На мелкой волне возле корабля покачивалась лодка. В ней сидели рабыни и бабка Маленя. Сзади, у кормила, примостился молодой парень. В рубахе с прошвами, как у ладожских. Лицо вскинул, глядел на нее неотрывно — и русые волосы, прихваченные на лбу тесемкой, перебирал ветер.

— Плывите без меня, — сказала Забава, глядя вниз.

Слова выходили медленно, тягуче, как бывает во сне.

— А я здесь останусь. В добрый путь, бабушка Маленя. Не поминай меня лихом…

Бабка, сидевшая в лодке, привстала, замахала рукой.

— Ты что удумала? Иди сюда, Забавушка. Поплывем домой, все вместе.

— Забава, — снова позвал парень в лодке.

И опять летняя Ладога встала перед глазами. Она вдруг поняла, что уже перевесилась через борт. Вцепилась в его край, замотала головой.

— Не могу. Не могу.

Нога поднялась сама собой, словно она собралась перелезть через борт.

Но ведь не собиралась?

Колдовство, с ужасом осознала Забава. И делает она то, чего не хочет. И в лодку спрыгнет, хоть и не желает этого…

Все, на что ее хватило, это закричать:

— Харальд.