Свадьба Берсерка

— Не только, — пробормотал Харальд.

Кровь злыми частыми толчками уже гуляла по телу, штаны топорщились — и вздыбившееся мужское копье ощущало мягкость ее бедра.

— Я в разных краях бывал, — выдохнул он в ее губы. — У меня были разные женщины.

Может, лучше будет, если этих последних слов она не поймет, мелькнула у него мысль. С другой стороны, девчонка не так глупа, чтобы не понимать — баб у него перебывало немало. С Кресив он и вовсе связался у нее на глазах.

— Но ты одна на все края.

Синие глаза смотрели серьезно и доверчиво. Рот чуть приоткрылся.

— И другой такой нет. Нигде.

На этом слова у него кончились, и Харальд наконец ее поцеловал. Руки скользнули на спину — узкую, девичью. Одну ладонь он запустил под пояс штанов, погладил ягодицы…

Сванхильд слабо трепыхнулась. Он опознал в этом трепете не страсть, а ее вечную застенчивость. Ухмыльнулся, заваливая девчонку на спину.

Но тут же вспомнил о ране — и торопливо заглянул за ворот рубахи, под которым не оказалось повязки.

Нитки слегка впились в опухшие края, но выглядела рана неплохо. Пожалуй, через пару дней можно будет разрезать стежки и повыдергивать обрывки нитей. Осенние раны, в отличие от летних, заживают быстрей и реже гноятся.

Словно и не невесту свою укладываю на спину, подумалось ему вдруг, а воина после боя. Рука, нога…

И разум. Рабынь утащили на ее глазах. И ту старуху, к которой она привязалась.

Харальд дернул одно из покрывал, вытаскивая его из-под Сванхильд. Накинул сверху, прикрыв ей плечи и бедра. Нашел завязки у нее на поясе, дернул.

И тут же торопливо стащил штаны, прогулявшись заодно рукой по ее ногам. Сжал озябшие коленки, прошелся по мягкой коже бедер, царапая их мозолями на ладонях — изнутри прошелся, с внутренней стороны, до мягкой поросли между ног. Залез пальцами во влажную плоть под завитками, погладил медленно. Еще раз, и еще. Услышал ее вздох…

И взялся за свою одежду.

Харальд, заголив ее до пояса, сам снял только рубаху. Потом улегся рядом — и Забава дернула подбитую мехом ткань, натягивая и на него тоже, чтобы укрыть от холодного воздуха. Он тихо фыркнул, опять запуская руки ей под рубаху. Но позволил.

В уме у нее метались разные мысли. Быстро вспыхивали, как искры над костром. Гасли, сменяясь другими.

Значит, он ее не убьет? Раз сам так сказал? И жить она будет долго, да притом не как рабыня, а как его честная жена?

Раньше Забава полагала, что жизни ей отпущено немного. И поэтому не думала о многом. Просто жила рядом с Харальдом, ловила его слова, радовалась его ласкам.

Ну и сердилась на него, когда он делал то, что делал. Была в нем лютость — вон как поступил с Красавой и той рабыней. Да и других баб убивал.

Но его не изменишь, а у нее самой, как полагала прежде Забава, судьба будет такой же, как у тех баб, что приняли смерть от его руки.

И она просто жила напоследок. Ни о чем не загадывая, ничего особо не желая…

А теперь, после слов Харальда, все перевернулось и стало другим. У нее впереди не месяц и не два — долгие годы жизни рядом с Харальдом.

На мгновенье Забава даже подумала — высока честь, а по ней ли? Обычаев их она не знает, говорит с трудом. И отец у нее был простым ратником.

А Харальд среди своих чужан зовется ярлом — что здесь вроде князя. Она ему не ровня. Вот уж кто ему подошел бы, так это Рагнхильд. Тоже роду не простого, и здешняя, не то что она…

Да, но Харальд-то выбрал ее, напомнила себе Забава. Причем не просто выбрал, а сказал, что она для него одна. Что другой такой нет.

И ведь он-то знал, что не убьет ее. Он-то выбирал на года.

Не убьет, подумала вдруг Забава. Суматошная радость налетела — и загорелась жарким огнем внутри. Жить. Она будет жить. И не надо больше гнать от себя мысли, которые ничего хорошего не несут, кроме ужаса и тоски. О смерти, о том, как и когда это произойдет.

Потом на мгновенье вернулось воспоминание о бабке Малене и прочих рабынях. Придавило горестным сожалением. Вот бы бабушка порадовалась за нее. Как она ее жалела…

Забава тонула в шквале всех этих мыслей — и почти забыла о том, что творилось сейчас с ее телом. А Харальд тем временем снова засунул руки ей под рубаху. Поцеловал плечо рядом с раной — бережно, щекочуще.

И Забава, вдруг очнувшись от своих раздумий, обхватила его за шею. Харальд тут же навалился сверху с поцелуем, а руку запустил уже между ног — как и раньше, с тяжелой и требовательной лаской. Косицы погладили ей висок, защекотали ухо.

Поцелуй оказался долгим, и для Забавы все начало течь как-то урывками.

Холодок на губах, когда он от нее оторвался, оставив во рту привкус соли — как напоминание о хозяйской ласке его языка.

Губы Харальда на ее шее, вторжение пальцев в тело под животом — поначалу бывшее жестким, а потом ставшее почему-то нежным и скользким.

Жар его тела рядом. Следом — тяжесть его тела. Хриплое дыханье, прошедшееся по щеке…

Забава обвила Харальда руками, ощутила, как в нее вдавливается его мужское орудие — жердиной. Прогнулась, вскидывая колени и встречая его.