В здешних губерниях по окончании ужина играют в честь родителей новобрачных так называемые «виваты». <…> Бадхан выкликает по имени: «Такой-то нанял в честь меху-тена (свата) виват!» Несколько (2–4) музыкантов тотчас наскоро заиграют несколько шумных фантастических вариаций одного и того же мотива, сопровождаемых звуками барабана; нанимающий «виват» между тем выпивает вместе с мехутеном, целуется с ним, <…> уплачивает вперед бадхану в пользу музыкальной группы несколько копеек (15–20), а богатые, особенно желающие тем почтить мехутена, дают и по рублю, и даже по три[268]
.Пульнер, чрезвычайно подробно цитировавший все источники, не вставил этот фрагмент в свою работу, поскольку в нем с точки зрения свадебной церемонии не происходит ничего существенного. Более того, он, обращаясь к материалам, записанным в разных губерниях, называет отдельно
Исполняемая клезмерами музыка являлась одним из основных средств формирования обрядового пространства. Она могла быть востребована не только на свадьбах, но и во время других обрядов перехода. По косвенным источникам становится понятно, что помимо свадьбы музыкантов могли приглашать на обрезание[270]
и бар-мицву. Инструментальные мелодии могли сопровождать театральные представления на Пурим, и это не случайно: ведь в Книге Есфирь буквально каждый персонаж меняет свой статус, да и вся община на краткий период оказывается в некоем условно нестабильном – «перевернутом» состоянии. Клезмеров приглашают на праздник внесения нового свитка Торы в синагогу[271]. Звуки музыкального инструмента изредка могут провожать[272]усопшего или – в определенный момент свадебного торжества – напоминать о нем[273].И все же, как правило, клезмерскую музыку отождествляют с еврейской свадьбой: именно здесь полностью реализуются профессиональные навыки музыкантов. «Еврейский оркестр всецело царствует на свадьбах. Свадьба без него – это похороны», – писал Липаев[274]
. Еще точнее определил роль клезмеров Береговский: «В основном еврейская свадьбаПоявление термина, называющего музыку обряда отдельно от самого обряда, позволило рассматривать ее саму по себе. Музыковеды ограничиваются представлением одного-двух наиболее ярких эпизодов обряда, иллюстрируя на их примере роль – теперь уже в новом понимании – музыкального сопровождения. Береговский описывает один из ключевых моментов свадебного действа – усаживание невесты; Стучевский подробно останавливается на подписании тноим, дает колоритное изображение бройгез-танца (танца-ссоры). Однако в дальнейшем авторы научных работ о клезмерской музыке[276]
сосредотачиваются на инструментарии, жанрах, их структуре, особенностях «клезмерских ладов», специфике артикуляции, но практически не соотносят музыку с обрядами, которые она сопровождала.Будучи неназванной, музыка еврейской свадьбы была как будто не слышна, но получив имя, она «очутилась» вне породившего ее и формируемого ею обряда. Более того, многие исследователи считают клезмеров светскими музыкантами (следовательно, исполняемую ими музыку – внеобрядовой). Для музыковедов, живших и работавших в Советском Союзе (М. Береговского, М. Гольдина, А. Юсфина), подчеркивание бытового характера наигрышей и их связей с народно-песенным мелосом могло быть обосновано идеологическими причинами. Однако и в зарубежных исследованиях искусство еврейских музыкантов считали светским (secular). Например, А. Сендрей относит танцевальную музыку к народным обычаям; светской он считает и саму свадебную церемонию[277]
. Дж. Рубин начинает очерк об истории клезмерской музыки обозначением ее как «бытовой»Существует несколько причин, по которым игра клезмерской капеллы оказывается отнесена к сфере светского музицирования. Назовем важнейшие из них: