— Вам советовать, Леонид Васильич, а мне работать.
Секретарь горкома снял очки, основательно протер их.
— Нет, уж ты извини, — он даже встал для большей убедительности. — Нам работать!
Ну вот и хорошо. Пусть выяснят между собою отношения, а мне пора.
Всего наилучшего. В.
Всеволод Анисимович Гуренков не новичок на ниве просвещения. Заведующий облоно, напутствуя его на новый пост, сказал неопределенно:
— Поздравляю, но…
Усмехнулся едко.
Заведующий облоно Всеволода Анисимовича знал понаслышке; где-то отдаленно в памяти всплывал некий рекомендательный разговор, детали которого заведующий, естественно, не помнил.
Беседовать же с незнакомыми людьми заведующий не любил, перепоручал это дело своему заместителю. За собой заведующий оставлял право на несколько афористичных, напутственных фраз, которые он произносил усталым голосом, был при этом задумчив и монументален. Подобный ритуал имел свои неоспоримые преимущества. Во-первых, подтверждал очевидную значительность должности, которую занимал заведующий, а во-вторых, сокращал время аудиенции до минимума, не более десяти минут.
Так или иначе, недосказанность насторожила Гуренкова. Он спросил напрямик:
— В каком смысле «но»…
Заведующий потушил сигарету, дым вязкой струйкой поднялся над пепельницей.
— Н-да. Поздравляю, но не завидую. Состоявшийся коллектив. Традиции, привычки, знаете ли. А спрос велик. Вы уж не взыщите, мы вам на раскачку времени не дадим.
Гуренкову давно хотелось получить настоящую школу. А почему бы нет?! Годы уходили. Продвижения по службе были, конечно, но… Но где-то рядом с этими передвижениями, за его спиной следовал другой Гуренков, надсадно твердивший одно и то же: «Не то… Нет, не то…»
Когда узнал, что освобождается двадцать пятая, — и вот что удивительно: узнал случайно, — почувствовал ту редкую чадящую пустоту внутри, будто разверзлась перед ним вся глубина этой пустоты внезапно, он глянул, поразился: «Господи, глубоко-то как». А сзади подталкивают, теснят: «Прыгай, прыгай», — говорят. И прыгнул. Где наша не пропадала! Как-то разом вспомнились старые знакомства. Кому-то позвонил, с кем-то встретился…
— Ничего, не привыкать. Не первый раз дело начинаем, — сказал как отрубил. Губы дернулись, и зубы обнажились, крепкие, на зависть белые зубы.
Зря сказал. Поспешил. Хотел поправиться и… Слова жесткие, а правды в них наполовину.
Разные это глаголы: начинать и продолжать.
Трудно начинать — спору нет. Получится — хорошо. Не ошиблись. Человек строит дело. Дело строит человека.
Не получится. Опять не ошиблись. Не сразу Москва строилась. Да и как определить: велика ли недоимка? Сравнивать не с чем. Дела-то не было. Ты его начинал.
А вот продолжать… Здесь все по полю. Слева черное поле, справа — белое. До Льва Титыча, после Льва Титыча. Точка отсчета на виду, глаза мозолит.
Итак, Всеволод Анисимович Гуренков пришел в двадцать пятую. Пришел не на час, не на день. Школе еще предстояло понять и почувствовать нового директора. Это очень не просто, когда на готовое дело в сложившийся коллектив приходит готовый, сложившийся в иных условиях, в ином окружении человек. Как тут не вспомнить заведующего облоно:
— Не завидую.
Директор неторопливо двинулся между парт, руки заброшены за спину, останавливается перед географической картой, разглядывает ее.
— Не разделяю вашей привязанности. Мать-одиночка. Морально травмированный человек. Кто знает, а может морально неустойчивый.
— Нельзя так. Всякое лыко в строку анкеты. Педагогу верить надо.
— Возможно. Но ко всему прочему Виктория Андреевна женщина. И доложу вам, — директор молодецки подкрутил усы, — женщина привлекательная. А это, знаете ли, чревато. Как говорят французы: «Шарше ля фам».
— Как вы можете?
— Я могу. Я — директор. Случись что, вас пожурят, на пенсию отправят. А меня снимут с работы. Впрочем, я разыскивал вас по другой причине. Мне казалось, мы договорились на педсовете. В настоящем году ни одного второгодника. Четверть кончается, и что же? По вашему предмету — семь итоговых двоек. Согласитесь, это — нонсенс.
Дед разводит руками.
— Volens — nolens.
— Странный вы человек, — директор не желал скрывать раздражения. — Это, знаете ли, попахивает саботажем. Можно подумать, вы живете в вакууме. Кругом твердят: «качество, качество, качество». Или вас это не касается? — Директор хотел заглянуть в глаза деду, но дед отвернулся.
— Не знаю, не знаю. Оценочная шкала не только фиксирует уровень знаний, она инструмент воспитующий. Лишенная одного из своих полюсов, она перестает быть символом объективности, справедливости, честности. Вы хотите обезоружить учителя?
— Ну, знаете ли.
— Ну, знаете ли.
Директор округлил глаза. Однако сказать ничего не сказал. Не нашелся.
Хлопает дверь.
Здравствуй, Вика!
Никак не идет из головы твое последнее письмо. В самом деле, наши письма как мысли вдогонку. Ну что ж, давай порассуждаем. Он и она встретились.