Свадебный марш Мендельсона

Он: самовлюбленный, одержимый, резкий, замкнутый, в целом не дурак, способен понять чужое горе. Она: добрая, энергичная, на какое-то время растерявшаяся, разучившаяся уступать. Тщеславная, хотя признаться в этом не хочет. Человека не воспринимаешь в целом. Симпатизируешь каким-то качествам, чертам характера. Моя одержимость… Ты говорила, что завидуешь ей.

Первые три года нас преследовали неудачи. Я был мрачен, неразговорчив. Приходили ребята. Их невинная болтовня о собственных успехах терзала меня. Они говорили, а я молчал. И теперь уже страдала ты. От их слов, от моего тупого молчания. Да, да, ты не поверишь… О чем говорить? Я был пуст. Пуст и бессилен.

Ты знаешь, кого я ненавидел в тот миг больше всего? Моих доброжелателей, этих самозваных пророков. «Первый ученик. Вы смотрели его дипломную работу? Незаурядная готовая кандидатская. У него завидное будущее». Они не скупились на похвалу. И вот что удивительно. Им верили. Кто? Все. И в первую очередь я сам. Я привык к счастливым прогнозам. Но проходит год — блестящее будущее задерживается. Еще год — и снова топтание на месте. И тогда хочется завопить: где же оно есть, это чертово будущее? Злую шутку сыграло? Адрес перепутало? А может, ничего не было, нет и не будет?

Я был скверным отцом, но ты ни разу не упрекнула меня. Я забывал тебя поздравить с днем рождения. Ты все переводила в шутку, будто так и должно быть. Ты терпела.

Но то была особая терпеливость. Все вокруг только и говорили о ней. Твое терпение называли безбрежным, щедрым.

Да, да, не делай больших глаз. Я все слышал. Впрочем, ты ведь хотела, чтобы я слышал.

О… Я знаю, как велика боль, когда тебя тиранит собственное тщеславие: «Я жена неудачника». Эти три слова могли заглушить все. Так и было. Они заглушали все. Неудачи не делают человека общительным.

Прошли еще два года — многое переменилось. Я даже не знаю, когда у нас стало все получаться. Мы еще числились в неудачниках, но нас уже встречали в коридоре, как-то по-странному долго задерживали мою руку и говорили, что я «молоток» и что вообще науку двигают одержимые. Я не очень понимал, зачем мне все это говорят. Но соглашался. Было что-то приятное в этой трескотне. Возможно, мы отвыкли от общения, истосковались по нему.

Разве я стал менее одержим? У меня изменились принципы? Я разуверился в своей мечте? Нет.

Дело, которое я выбрал, оказалось не просто большим и интересным. Оно стало подавляющим, оно захватило меня полностью. Я брал один рубеж, тут же терял к нему всякий интерес, устремлялся к следующему. Моя одержимая целеустремленность стала ненавистна тебе.

— Я не тщеславна, — говорила ты. — Зачем мне все это?

Лишь потому, что все это уже было, твои слова не могли уже ничего изменить.

Мы не разучились понимать друг друга. Поверь, этому невозможно разучиться. Понимание двояко: сегодня объединяет, завтра разъединяет людей.

* * *

Утром меня вызвал шеф.

— Внесите замечания Хорятина в план доработок по главной теме.

Я растерялся. Хорятин жох, ему надо выиграть время. Он наш основной противник.

Иван Сергеевич будто не слышит меня.

— Старайтесь быть терпимее к критике, Кирилл Сергеевич…

Вот тебе раз, терпимее к критике.

— К критике, возможно. Но зачем же терпеть демагогию…

Иван Сергеевич берет очки и, не расправляя их, просматривает какую-то бумагу.

— Это еще надо доказать, голубчик.

Шеф уходит. Я остаюсь в лаборатории один, достаю стенограмму ученого совета.

Странный человек Хорятин.

Ты же помнишь, начинал у него. Он принял нас хорошо. Слишком хорошо. Сначала нас было трое, потом появился Якимов.

У друзей какие-то неудачи, трения: затирают, не дают хода. А здесь… Лаборатория института. Мглистый, прокуренный воздух. Грифельная доска во всю стену. У доски стоит человек. Ему не больше пятидесяти. Холеное лицо, глаза чуть навыкате, чувственный рот. Это профессор Хорятин. Профессор возбужден, разговаривает отрывисто.

— Вам будут завидовать. Проблемная лаборатория нового типа. Мои условия: три плюс один. Три года вы работаете на институт — год институт работает на вас.

Здесь, — Хорятин кивает на доску, — перспектива научных изысканий. Десять тем, каждая из которых в будущем диссертация одного из вас. Вывод — никакого распыления средств, сил, идей. Каждая тема — суммарный поиск. Мы создадим молодое ядре в науке. Им всем пора в резерв.

Кому это им, мы не очень задумывались. Торжественное начало окупало любые издержки… Молодое ядро науки — нас покачивало от неудержимых фантазий. «Максимум заинтересованности, коллеги, и мы перевернем землю». Господи, чего еще нужно безусым и несмышленым коллегам! Они готовы были нести эту самую землю на вытянутых руках.

— Итак, три плюс один, запомните, три плюс один. Сверим наши часы, коллеги. Отсчет времени начался.

Нас четверо. Мы присутствуем. Мы потрясены. На наших лицах смятение, восторг, обожание. Мы боготворим Хорятина. Бог демократичен, он улыбается нам.