Свечка. Том 1

Еще пару лет назад Витька Герберсдорф находился в 1-м, самом привилегированном отряде «Ветерка» – спал у окна и играл с ворами в нарды, а Игорек при нем шнырил – выполнял разные мелкие поручения. Когда Игорек называл его Витькой, тот устало поправлял: «Не Витька, а Виктор Иванович». Но то, что было раньше, теперь не считалось – теперь Игорек мог свободно и без последствий для себя Витьку ударить. Обычного зэка ударить не так просто, потому что никто не существует здесь сам по себе, за каждым «семейка» – группа в несколько человек, а у каждой «семейки» – «семейка» дружественная, устанешь потом базар разводить, а уж если администрация к разбирательству подключится, тысячу раз подумаешь, прежде чем кого по морде мазануть. Но чтобы обиженному в морду заехать – на это разрешение не требуется – бей сколько влезет. У Жилбылсдоха колотушки – дай бог каждому, но применять их он может только на своих – ударить обычного зэка опущенный не имеет права, за это могут руки переломать, а то и голову отрубить.

Игорек и не думал ударить Жила. Скользнув по нему безразличным взглядом, он скомандовал подручным:

– Начинайте.

Застоявшаяся без дела община охотно рассыпалась по помещению и начала шарить в тумбочках, под подушками и матрасами. Опущенные не протестовали, помалкивая, все еще не понимая, что же такое у них ищут? Православный шмон длился недолго и принес небогатый улов: десяток брошюр о вреде абортов – это из светской литературы, а из религиозной – несколько номеров «Сторожевой башни» и стопка листовок с фотографией закутанной в белую простыню Марии Дэви Христос – все они использовалась в хозяйственных нуждах.

Светскую литературу Игорек конфисковал с целью сдать ее в библиотеку для общего пользования, религиозную же, точнее, сектантскую оставил, сказав насмешливо:

– Пусть травятся духовно.

В тумбочке Зины лежали два прошлогодних журнала «Women’s religion» с красотками на обложке.

– На спинку себе подкладываешь? – спросил Зину Игорек, брезгливо вытирая руки носовым платком.

У Зины задрожали губы и длинные будто присыпанные мукой ресницы. Община засмеялась. Игорек посмотрел на своих строго, и смех оборвался.

– Евангелие есть? – обратился он к опущенным.

Те молчали, и пришлось повторить вопрос.

– Спрашиваю последний раз и предупреждаю: если у кого имеется Евангелие, во избежание негативных последствий сдайте сейчас добровольно.

– А чего это? – храбро выкрикнул Шиш.

Игорек усмехнулся, православные между собой переглядывались и мотали головами, в которые никак не укладывалось, что кто-то может не знать, что такое Евангелие.

– Не знаете? – спросил Игорек.

– Не-ет, – отозвалось несколько робких голосов.

– Правда не знаете? – потешался Игорек.

– Правда не знаем! – дружно ответили опущенные, поверив, что бить сегодня не будут.

– Не знайте и дальше, – одобрил такое положение дел Игорек и направился к выходу. Окруженный с трех сторон соратниками, он обратился к опущенным с последним предупреждением:

– Запомните, содомиты! С этой минуты вам запрещается иметь у себя иконы и православную литературу. За это будем бить, и бить жестоко. А за Евангелие, если у кого найдем, можем и убить.

– Кто запрещает? – мрачно спросил Жилбылсдох, сознавая, что хотя никого и не побили, своих он не защитил.

«Я!» – хотелось крикнуть в ответ Игорьку, но удержался, поскромничал и сказал негромко, но твердо:

– Православная община храма во имя Благоразумного разбойника.

Свои посмотрели на него с благодарностью, а чужие еще больше напряглись.

Спустя некоторое время зачистку пришлось повторить. К Игорьку поступила оперативная информация о том, что, несмотря на запрет, священный текст у содомитов появился, они читают его на досуге и ржут во всю глотку. Информация была получена от источников в 21-м же отряде – после пасхального рейда больше половины петухов предложили себя Игорьку в качестве информаторов, причем не прося за это никакого вознаграждения, из одной лишь надежды, что, если случится второй крестовый поход, их будут меньше бить. (Как всегда чушки просчитались – чтобы отвести от стукачей подозрение, их били больше остальных.) Но ни сам Игорек, ни простые члены общины рук своих об опущенных и на этот раз не испачкали – роль экзекуторов исполнили оглашенные.

До появления в зоне монахов, храма и проведения в нем литургий само слово «оглашенные» было мало кому знакомо, а те, кого потом так окрестили, назывались ниньдьзя. Их было семеро, фанатов восточных единоборств, невысоких, очень подвижных, чудовищно-тупых, бессовестно здоровых. На воле их бригада занималась рэкетом – каратисты крышевали всех, кто попадал в поле зрения: от базарной торговки до президента крупной компании, ничего при этом не требуя, – от одного их вида, все сами лезли в карманы за деньгами. Ниньдьзя не пили, не курили, не покупали проституток, все силы и средства тратили на поддержание немыслимых физических кондиций. Во время ареста эти русские японцы вырубили вооруженный взвод ОМОНа и отправились в зону, как спортсмены-олимпийцы на сборы.

И не ошиблись – в «Ветерке» спорт приветствовался.