Свержение ига

Разговор шёл на латыни, не всё смог разобрать Матвей, но понял главное: пришла беда, и только случай дал ей недолгую отсрочку. Не знал он, что Лукомский, вняв совету Елены, решил воспрепятствовать выезду татарских царевичей и послал людей для перехвата московского каравана. Не знал, но странным образом чувствовал угрозу. Осторожно пробрался он в ночлежную комнату, растолкал своих товарищей и велел тихо выбираться во двор. Там уже стихла суматоха: приезжие расставили лошадей и бросились в корчму, чтобы скорее присоединиться к священному гимну своего предводителя. Москвичи тихонько выбрались из корчмы и поспешили к своему каравану. Матвей понимал, что всем им от погони не оторваться, поэтому решил уйти вперёд малым отрядом. Если выйдет добраться до Киева, то можно просить там управу на разбойников и выручить остальных.

В корчме тем временем шло широкое застолье. Приезжая орава насыщалась медленно, и её предводитель вспомнил о «треклятых москалях» далеко за полночь. Сыскать их, к удивлению, нигде не смогли, и шляхтич рассвирепел.

   — Ненасытные обжоры! — гремел он и швырял чем попало в сотрапезников. — Ваши мысли не о службе, а о том, чтобы плотнее набить свои бездонные утробы. Немедля седлайте коней и догоните эту подлую шайку. К утру, слышите, к утру их головы должны сушиться на плетнях сего мерзкого заведения вместо грязных горшков и макитр, которыми пользуется местный плут. И ты, корчмарь, скачи вместе с ними и показывай дорогу. Что?! Ты не умеешь сидеть в седле? Тогда найди мне сильную и свежую лошадь. Польский рыцарь привык идти впереди и сам добывать врага. За мной, олухи и мерзавцы! Пусть ночная езда растрясёт сонную лень и побудит к славе во имя нашего доброго короля!

А горстка москвичей отмеривала вёрсты, казавшиеся бесконечными из-за темноты и незнакомости дороги. К рассвету лошади выбились из сил. На подъезде к какой-то реке было решено дать им отдых. Люди спешились и пустили лошадей на выпас. Река была неширокой, но, судя по довольно крепкому мосту и мерному течению, глубокой и многоводной. Туман, заботливо укутавший её на ночь мягкой пуховой периной, начал понемногу растягиваться, пополз на заливной луг и остановился у края, увязнув в зарослях подступающего леса. Он ещё только-только начал редеть, когда со стороны дороги послышался глухой шум. Матвей счёл его за приближающуюся погоню и бросился ловить лошадей. Семён поднял голову из травы, прислушался и зевнул:

   — Скотина идёт, не егози...

Матвей поспешил к дороге. Из леса медленно выползало к речному сходу на водопой большое стадо. Он долго стоял, наблюдая за мерным ходом живой стихии, ступавшей на яркую зелень отлогого берега и оставлявшей за собой черноту вытоптанной земли. Казалось, какой-то могущественный малёвщик широкими взмахами чёрной кисти перекрашивал нарядную красоту. Между тем летнее солнце разгоняло туман, река скинула перину и обнажила тёмную гладь. Прошло не так уж много времени, но Матвей принялся поднимать людей.

   — Погоди цуток, — пробовал утихомирить его Семён, — запотились лошадки, не просохли есцо.

   — Пусть лучше потом обливаются, чем кровью, — не послушал его Матвей. — Чую: близка погоня, надо за реку поспешать.

Пока тянулись да собирали лошадей, пастухи вздумали перегонять стадо, и мост оказался занятым. Видя, как Матвей пытается безуспешно втиснуться между животными, Семён сказал:

   — Ждать надо. Эту скотину никто не остановит, окромя главного пастуха, а тот, вишь ли, уже на том берегу. — Он указал на огромного чёрного быка, неторопливо шагающего впереди стада.

Матвей залюбовался красавцем, и тут в голову ему пришла неожиданная мысль. Он поделился ею с Семёном.

   — Бог силы не отнял, — сказал тот, — давай спробуем...

Наконец мост очистился, и отряд устремился за удаляющимся стадом. Он быстро достиг головы и заступил дорогу. Семён спокойно направился к красавцу-вожаку, стоявшему без малейших признаков беспокойства. Да и кого нужно было бояться благородному туру, если даже матёрый волк не рисковал приближаться к нему, опасаясь кинжальных рогов и беспощадных копыт? Семён подошёл вплотную и дружески похлопал вожака по могучей шее. Пастухи удивлённо переглянулись: гордый тур, никогда не допускавший такого запанибратства, почему-то стоял спокойно. Семён взял его за рога и покачал в стороны. Тур напрягся — похоже, он принял игру. Семён, желая пригнуть его голову к земле, усилил напор — и тот набычился. Так стояли они долго, со стороны вроде бы спокойно, ибо никто не видел, как напряглись и закаменели их мускулы. Но вот тур задрожал всем телом, закачался и пал на колени, а Семён быстро опутал ему рога ремнём и потянул обратно к мосту. Тур послушно следовал за ним. Вскоре туда подвели ещё нескольких быков, теперь всё стадо повернуло за своими вожаками и заполнило собой мостовой сход. Прикрытые таким образом от внезапного нападения, москвичи наблюдали за противоположным берегом.