Свержение ига

   — Не-ет, он уже большой. — Сеит-Ахмед оценивающе оглядел стоящего перед ним юношу, — он уже смеет дерзить царевичу. Но если ты всё-таки считаешь его несмышлёнышем, я возьму ещё и твою княгиню. Пусть она наставляет его разуму, а мне будет спокойнее.

Одоевский так и остался стоять с открытым ртом — воистину всякое обращение к царевичу оборачивалось ещё большим злом.

Рано утром Сеит-Ахмед двинулся к Чёртовой Росточи. Дорога шла лесом, царевич ехал рядом с княгиней, продолжая начатый в застолье спор. Впрочем, спором это назвать было трудно. Монгольские обычаи подобили женщин сосуду, который хранит влагу, ничего не добавляя к её вкусу. Даже наследников полагалось считать только по мужской линии: независимо от того, каким оказался сосуд. Стоило ли обращать внимание на возражения этой белой курицы? Посему Сеит-Ахмед говорил сам:

— Из всех добродетелей более всего ценятся послушание и умеренность, для женщин ещё важна и молчаливость. Наверно, эти качества можно воспитать терпеливым внушением, точно так же можно легко преодолеть реку, если подняться к верховьям. Тот же, кто не боится глубины и поплывёт напрямик, достигает намеченного раньше. Страх и наказание — вот два весла, которые позволяют ему переправиться на другой берег. Страх и наказание! Поэтому у нас с рождением ребёнка над его колыбелью вешается камча. До самой зрелости она будет главным средством внушения, а потом может замениться и на более строгое. Так поступаем не только мы, так поступают все великие народы, которым предопределено властвовать над другими: ромеи, норманны, арабы, турки... Да, да, все народы-повелители!

Княгиня молчала, ибо давно уже заметила, что царевич слушает только самого себя. Он надоедливо тянул словесную нить, а потом, словно для того, чтобы взбодриться, начинал вскрикивать и махать руками, напоминая этим ухаживающего козодоя, только что не прыгал с ветки на ветку. Улыбнувшись пришедшему сравнению, княгиня перестала обращать на него внимание. Неожиданно, нарушая покой осеннего леса, раздался тревожный хохот филина. Ехавший впереди Одоевский сложил руки рупором и очень похоже отозвался, филин радостно заухал в ответ. Начавшиеся переговоры вызвали улыбку многих, лишь Сеит-Ахмед оборвал свою песнь и начал подозрительно озираться. Наконец вызвал юношу к себе и спросил, кому это он подаёт голос.

   — Филину, их здесь много, — ответил тот и задиристо добавил: — У нас его даже ребятня не боится.

   — Филины сейчас спят, — царевич решил не заметить насмешки.

   — Значит, проснулся, — ответил Одоевский. — Ты ведь ночью тоже, поди, встаёшь?

   — Ну что ж, поглядим на твоего филина, — сказал Сеит-Ахмед и .послал в лесную чащу старого нукера, обучавшего когда-то царевича премудростям охоты. Через некоторое время тот вернулся пустым, уверяя, что птицы поблизости нет.

   — Ты же говорил, что их здесь много, — сказал Сеит-Ахмед, чей подозрительный ум принялся строить разные хитросплетения.

Юноша, однако, не сробел.

   — Без сноровки и мухи не убьёшь, — ответил он и, соскочив с коня, скрылся в лесу.

За ним по едва заметному знаку царевича двинулись несколько воинов. Отсутствовал молодой князь недолго, вскоре он возвратился с серой, ещё подрагивающей тушкой птицы и сказал:

   — В другой раз ты своих охотников на сусликов посылай, может, и добудут, а филины — это по нашей части.

Сеит-Ахмед закусил губу и, подъехав к старому нукеру, быстрым, едва заметным движением всадил в него нож. Тот молча сполз на землю. Царевич возвратился к княгине и как ни в чём не бывало продолжил:

   — Ни один проступок не должен оставаться безнаказанным. Если воин уже не способен застрелить птицу, значит, он не может хорошо воевать. Будучи бесполезным в бою, он тем не менее сослужил хорошую службу, став для других печальным примером того, как не надо выполнять приказы своих начальников. Да, да, как не надо!.. А твой сын мне показался излишне дерзким, что тоже заслуживает наказания. Правда, он ещё молод и может исправиться, поэтому было бы слишком несправедливым отнять у него жизнь насовсем. Строгость и справедливость должны всегда соседствовать рядом! Да, да, рядом! — С этими словами он приблизился к юноше и полоснул его ножом по руке.

Алексей вскрикнул и схватился за рану — меж тонкими пальцами проступила кровь. Княгиня побледнела как полотно, из её глаз выкатились две крупные слезы.

— Ничего, ничего, — возвратился к ней Сеит-Ахмед, — от этого не умирают. Зато теперь твой сын отучится от дерзости и перестанет поднимать руку, чтобы переговариваться с филинами...