Свет невозможных звезд

За моей спиной над крышами поднялся флайер. Оглянувшись, я отчетливо различил две фигуры в прозрачном пузыре кабины. Тот, что слева, – пилот; у того, кто справа, в руках была длинноствольная винтовка с телескопическим прицелом. Я увидел, как он склонился в открытый боковой люк и выстрелил. Пуля просвистела мимо и шмякнула по дороге в паре метров от моей ступни. Я не стал ждать второй, а всем телом ввалился в проем ближайшего здания.

Прокатившись по полу, я замер в темноте, ловя ртом воздух, между тем как флайер прошел над опустевшей улицей, выбивая нижними соплами пыль и камешки. Стены вокруг меня были голыми, без дверей и окон, так что выхода отсюда не было. Пол устилали древние черепки. В углу лежал перевернутый пятиногий стул. С потолка свисали игольчатые черные сосульки, все разной длины. Отдышавшись, я перевернулся на живот и на локтях пополз к двери. Острые осколки керамики впивались в грудь и предплечья. Если флайер приземлится, я окажусь в ловушке. Они загонят меня в угол.

Рискнув выглянуть, я заметил лицо Добермана в тени незастекленного окна напротив. Флайера видно не было, но я слышал, как визжат его двигатели в развороте на угол атаки.

Доберман с той стороны тыкал пальцем вверх и шевелил губами, но я не понимал его.

– Не слышу! – гаркнул я.

В воздухе стоял острый запашок, словно призрак давно готовившегося здесь карри. Мой напарник отшатнулся и прижал палец к губам.

– Они же ничего не слышат за шумом двигателей, – засмеялся я над ним.

Доберман оскалился.

– Кто это? – спросил я.

– Откуда мне знать.

Тень прошла по улице между нами, и я отпрянул в сумрак, подальше от света уличных шаров. Те, в кабине, должны были видеть, в какую дверь я нырнул, но могли не знать, что за ней нет выхода. Если не показываться, они, может быть, станут расширять круг поиска, полагая, что я постараюсь выбраться на задворки. Хлипкая надежда, но я цеплялся и за такую.

Флайер летит быстро – собственно, он мог бы за несколько минут пересечь тарелку от края до края, – зато ему не пробраться в трещины и тесные углы, в кишки города. Пешком от него не убежать, но можно затеряться в узких переулках и норах нечеловеческих строений.

Если бы только выбраться из этой комнаты!

Я потер лицо руками. Что бы сделала на моем месте Корделия? Она всегда была умнее меня. Я пер вперед, не думая о риске, а она была голосом разума, умела хладнокровно проанализировать ситуацию. Она была права, упрекая меня тогда в Норе, – я вечно куда-то вляпывался. Но так же быстро, как доводил нас до беды, я всегда находил и выход. Сколько лет мы с ней были одной командой. Ее предусмотрительность служила превосходной оберткой для моего безрассудства. Именно безрассудства, а не отваги. Лежа в пыли и черепках пустого склада, я это хорошо понимал. Это совсем разные вещи. Отважный не отдал бы сестру незнакомцам. Когда дошло до дела, когда она по-настоящему во мне нуждалась, я бросил ее и дал деру.

В окне напротив маячило лицо Добермана. В двери соседнего с ним здания мне мерещилась уходящая наверх лестница – она могла вывести и к высотке, на которую мы нацелились. Будь здесь Корделия, она велела бы мне не высовываться, сидеть смирно и ждать, пока минует опасность. Я знал, что это хороший совет, – только вот тайник мне попался паршивый. Чтобы окопаться, нужно было найти дыру получше – желательно с задним ходом, и та лестница представлялась пока наилучшим вариантом. Только доберусь ли я до нее или раньше подстрелят? Мне предстояло пересечь одну полосу и барьер посередине. Хорошо бы знать, где находится флайер. Я слышал визг его винтов, но видеть не мог.

– Эй, Доберман!

– Чего?

– Я перебегу туда.

– Не дури! Они только этого и ждут.

– Ты не мог бы их отвлечь?

– Нет.

– Что значит «нет»?

– Не собираюсь подставляться. – Обычный напор пропал из его голоса. – Ради тебя уж точно.

Я проглотил просившиеся на язык ругательства, сжал кулаки и снова вспомнил сестру.

– Ладно, пусть так. А сказать, где они, можешь?

Лицо в окне запрокинулось кверху.

– Ага, вижу их.

– Где?

– За три дома от нас на твоей стороне. На уровне третьего этажа.

– Что делают?

– А, черт, по-моему, собрались приземляться.

Я выругался себе под нос. Сейчас или никогда. Если поймают в этой каморке, мне не спрятаться. Буду тут, как рыба в бочке.

Визг двигателей стал пронзительным. Я сменил позицию, уперся ногами в пол, как спринтер перед стартом. Мне нельзя поскользнуться – второго шанса не будет.

– Спускаются! – крикнул Доберман.

Язык у меня был суше уличной пыли.

– Скажи, когда будут над самой землей.

Если я верно рассчитал, пилот и стрелок будут заняты посадкой, и это, если повезет, подарит мне секунду. И еще полсекунды даст поднятая двигателями пыль.

– Сейчас… – Доберман начал отсчет. – Три… два…

Я бросил тело вперед, приказав ногам отдать толчку все силы, и вырвался на яркий свет шаров, колотя ногами улицу и работая локтями, как насосом, загоняя в легкие холодный воздух. На флайер я не смотрел – весь сосредоточился на лестнице впереди. Если в меня и стреляли, я не слышал выстрелов. В ушах стоял гул дыхания и грохот сердца.