“Большое тебе спасибо”. Голос писца был хриплым от непролитых слез. Что-то бормоча, он провел тыльной стороной ладони по глазам. “Это очевидный факт, ты знаешь. Но кто-нибудь думает об этом? Вряд ли! Нет, я получаю только: ‘У тебя хватает наглости так много просить, чтобы написать что-то’. Если я буду голодать, если такие люди, как я, будут голодать, откуда возьмутся книги? Ты же знаешь, они не растут на деревьях ”.
“Конечно, нет”, - сказал Соклей. Главкиас говорил прямо сквозь него. Может быть, это из-за вина; может быть, замечание Соклей задело за живое. В любом случае, Соклей был рад сбежать из своего магазина.
Но это не означало, что он покончил с писцами. У Никандроса, сына Никона, был бизнес всего в нескольких кварталах от дома Главкиаса. Соклею не нравилась его работа так же, как другим писцам. Он писал быстро; он мог переписать книгу быстрее, чем Главкиас. С его скоростью, однако, получился небрежный почерк и больше ошибок, чем сделал бы Глаукиас.
Соклей не любил самого Никандроса так же, как ему нравился и Главкиас. У Никандроса было лицо хорька, скулящий голос и преувеличенное чувство собственной значимости. “Я бы не смог расстаться с книгой меньше чем за девять драхмай”, - сказал он.
“Прощай”. Соклей повернулся, чтобы уйти. “Если ты придешь в себя до того, как мы отплывем, отправь гонца на ”Афродиту .
Он задавался вопросом, позовет ли его Никандрос обратно. Он почти решил, что писец не позовет, когда Никандрос все-таки сказал: “Подожди”.
После недолгого торга - Никандрос не предложил ему вина - он получил книги по той же цене, что заплатил Главкиасу. “Это не должно было занять так много времени”, - проворчал он. “Мы оба знаем, чего это стоит”.
“Что я знаю, так это то, что ты сдираешь с меня кожу”. Никандрос, однако, был не слишком серьезно ранен, чтобы собрать серебряные монеты и положить их в свой денежный ящик.
“Я плачу тебе ничуть не меньше, чем платил Главкиасу, - сказал Соклей, - но к черту меня, если я понимаю, почему я должен платить тебе больше”.
“О, Главкиас”. Никандрос фыркнул. “Я понимаю. Я плачу цену, потому что он не умеет лучше торговаться. Это справедливо. Это, безусловно, так ”.
“Твоя обычная книга - ”Пять драхм в Афинах", - сказал Соклей. “Ты знаешь это так же хорошо, как и я, о дивный. Почему здесь, на Родосе, должно быть по-другому?”
“А афинские писцы такие же тощие и голодные, как Главкиас”, - сказал Никандрос. “Я хочу для себя чего-нибудь получше. Я заслуживаю большего количества клиентов”.
“Я хочу всевозможных вещей. То, что я этого хочу, не означает, что я собираюсь это получить или даже что я должен это иметь”, - сказал Соклей.
Никандрос снова фыркнул. “Добрый день”, - холодно сказал он. Теперь, когда сделка была заключена, ему было трудно даже оставаться вежливым. Как вы получите тех клиентов, которых, по вашему мнению, заслуживаете, когда делаете все возможное, чтобы оттолкнуть людей?
Поликл, сын Аполлония, также зарабатывал на жизнь переписыванием книг, но когда Соклей зашел в его лавку, он обнаружил, что она закрыта. Плотник по соседству поднял глаза от табурета, к которому он пристраивал ножку. “Если он тебе нужен, ” сказал он Соклеосу, “ ты найдешь его в таверне дальше по улице”.
“О”, - сказал Соклей. Слово, казалось, повисло в воздухе: “Будет ли он чего-нибудь стоить, когда я его найду?”
“Никогда не могу сказать”, - ответил плотник и взял небольшой напильник.
В таверне пахло прокисшим вином и горячим жиром, в котором хозяин жарил закуски, купленные клиентами в другом месте. Кружка перед Поликлесом была почти такой же глубокой, как море. Писец - бледный мужчина с иссохшей левой рукой, которая, вероятно, делала его непригодным для более напряженного ремесла, - поднял такой затуманенный взгляд, что Соклей был уверен, что он тоже уже несколько раз опорожнил его.
“Приветствую”, - сказал Соклей.
“Приветствую и тебя”. Голос Поликла был хриплым и нечетким. Соклей с трудом понимал его. Писец моргнул, пытаясь сосредоточиться. “Я чистил тебе обувь где-то раньше, не так ли?” Он отхлебнул из той огромной кружки.
“Да”, - сказал Соклей без особой надежды. Он назвал свое имя.
Поликл опустил голову и чуть не упал. Когда он выпрямился, он сказал: “О, да. Я знаю тебя. Ты тот парень-торговец - один из тех парней-торговцев, чего ты хочешь?”
“Книги”, - ответил Соклей. “Захватывающие книги из Илиады и Одиссеи. У тебя есть какие-нибудь скопированные? Я куплю их, если ты это сделаешь”.
“Книжный магазин?” Поликл, возможно, никогда раньше не слышал этого слова. Затем он снова медленно опустил голову. На этот раз ему удалось устоять на ногах. “О, да”, - сказал он еще раз, - “я член тоше”.
“Хорошо. Поздравляю”. Он был так одурманен, что Соклей был поражен, что он что-то вспомнил. “У тебя что-нибудь есть?”
“Есть ли у меня что-нибудь?”
“Тебе лучше задать ему вопросы, когда он протрезвеет, приятель”, - сказал трактирщик.