Святитель Тихон. Патриарх Московский и всея России

Все это описание, однако, от первого слова до последнего является плодом чистейшей фантазии. Для всякого, кто жил в большевистской России, является совершенно несомненным, что автор этого описания не только не был «очевидцем» момента освобождения Патриарха Тихона из заключения, но и никогда не видел Советской России с ее советскими порядками: несомненно, он все это фантазировал, находясь на почве свободной Европы и исходя из представления европейских порядков общественной жизни и тюремного быта. Прежде всего, в советских тюрьмах о предстоящем освобождении политического заключенного никто и никому не может сообщить по той простой причине, что никто из тюремной администрации, кроме самого высшего начальства тюрьмы, и не знает этого до самого момента освобождения. Это правило соблюдается строжайшим образом. Поэтому никакой экипаж никем не мог быть заблаговременно поданным освобождаемому, и никакая, тем более многотысячная, толпа не могла собраться у ворот тюрьмы к моменту освобождения Патриарха. Далее, если бы и оказался у ворот тюрьмы к этому моменту отряд чекистов и в то же время собралась многотысячная толпа почитателей освобождаемого, то этот отряд чекистов вовсе не стал бы «образовывать коридор по обе стороны толпы от ворот тюрьмы к экипажу» (что мыслимо только в европейских порядках в отношении европейской полиции), но просто разогнал бы эту толпу, переарестовав из нее сотни людей. Затем, «очевидец» не знает, что большевистское ГПУ все ужасы любит творить в тайниках тюремных стен и не любит, чтобы следы этих ужасов проявлялись за стенами пред общественностью. Оно редко отпускает арестованных на свободу, но если выпускает, то непременно в их собственной одежде, которая и носится ими во все время пребывания в тюрьме. Выпустить же Патриарха голым, в одной «ветхой солдатской шинели и босым» пред многотысячной толпой народу и, таким образом, нарочито изобразить его мучеником и тем привлечь к нему еще больше сочувствия – это, конечно, никак не было в интересах ГПУ. Что касается «длинных» волос, то Патриарх никогда таких не имел. Но самое главное то, что Патриарх был в 1923 году освобожден вовсе не из какой-либо тюрьмы, а из-под домашнего ареста, под которым он в это время находился в бывших казначейских покоях Донского монастыря. Здесь он жил в это время со всем своим скромным имуществом и со своим верным келейником Яковом. Сюда верующие могли передавать и передавали все, что хотели, но только через стражу ГПУ, которая день и ночь дежурила внутри помещения и не допускала к Патриарху ни единого человека. Патриарх, однако, при получении передачи (через стражу) мог в любой момент дня выходить на примыкавший к его помещению отрезок монастырской стены (тоже строго охраняемой), показываться издали принесшим и благословлять их. При этом попутно я должен заметить, что заявление покойного митрополита Американского Феофила в американской газете «Экзаминер» (Сан-Франциско), что будто бы он, будучи тогда в сане священника в Москве «тайно посещал Патриарха» и беседовал с ним в этом его домашнем заключении, является плодом какого-то, с его стороны, недоразумения: ни с какого конца, ни тайно, ни явно, проникнуть к Патриарху и беседовать с ним было невозможно. Освобождение Патриарха состояло в том, что в его помещение явился начальник церковного отдела ГПУ Тучков, в ведении которого находился Патриарх, снял стражу и объявил Патриарху, что теперь он может куда угодно выходить и выезжать и кого угодно принимать. И Патриарх тотчас же воспользовался предоставленной ему свободой. Он узнал, что в этот день на московском Лазаревском кладбище совершалось погребение одного популярнейшего по своему духовному влиянию на народ московского пастыря – протоиерея о. Алексея Мечева и там собралась громадная масса верующих. Патриарх очень уважал и ценил о. Алексея и потому решил и сам поехать на кладбище. Он взял частного извозчика и в обычном своем внешнем патриаршем одеянии, в белом патриаршем клобуке неожиданно для всех появился среди этого множества верующих. Трудно описать тот взрыв восторга, который охватил тогда всю массу народа. Почти все плакали от радости, подходя к нему под благословение. В заключение толпа выпрягла лошадь из экипажа и сама некоторое время везла этот экипаж с сидящим в нем Патриархом, со всех сторон экипаж засыпали цветами. При этом первом после ареста соприкосновении с народом патриарх живо почувствовал и понял то, что ему так важно было теперь чувствовать и сознавать: церковный народ остался неизменно ему преданным.

Ближайший Помощник Святейшего Патриарха – епископ Иларион (Троицкий)