— Кыш! — ласково отвел ее Федор Игнатьевич. — Пройдемся по саду, пока остаточки на стол донесут. А вас как звать-величать? — И дальше уже, как со старым знакомым, изъяснялся с адмиралтейцем.
Припорошенный утренним инеем сад отряхивал блестящую одежду, обнажая застывшие ветви яблонь и вишен. В беседке, сделанной под крепостную башню, фыркал паром самовар, лежали только что испеченные калачи, пироги и пышки.
— Пожалуйте по чашечке! — пригласил гостей Федор Игнатьевич. Старый преображенец, он знал, как важно после дальнего похода вот так, просто постоять в родном саду под голубым небом, полюбоваться белой березой, сгрудившимися в углу сада рябинками с не склеванными еще красными ягодами, послушать тишину. И действительно, суетливость исчезала, волнения и тревоги оседали на дно души, чувства становились прозрачными и незамутненными. Хорошо быть дома после длительной отлучки!
Адмиралтеец тоже заразился всеобщей радостью, расспрашивал про имение, любовался зимним садом, его аллеями, высокими соснами, закутанными в солому яблонями.
— Представляю, какова сирень здесь по весне! — размахивал он руками.
— Да, сударь, тут царство цветочное и птичье, — довольный, пояснял Федор Игнатьевич. — Параскева Никитична покойная была тут царица. Я больше по части охоты да сенокосных угодий. — Пригласил в дом, попросил располагаться и через час собраться к обеду.
В большой гостиной стол был накрыт заранее. Сестрица заставила его блюдами со студнем, ветчиной, огурчиками, рыбой вяленой и копченой, долбленочками с икрой и грибками, брусничкой моченой, клюквой мороженой.
В центре Федор Игнатьевич водрузил штофы с наливкой, настойкой и чистой водкой, жбаны с пивом и медовухой, окружив их гранеными рюмками.
— Прошу с морозцу сперва сладенького медку, потом с пивцом, потом с винцом, а под конец и голенького простачка, — приговаривал и балагурил он, разливая уже нетвердой рукой напитки.
Выпили за встречу, за благополучный приезд, за гостя дальнего. Федор Федорович причмокнул:
— Рыжик — гриб царский. В Южной Мессине лихорадка меня прихватила, в жар бросила, в бред, так вот, когда лекарь италийский спросил, чем лечить, я сказал: рыжиком. Он мне с сожалением ответил, что такого лекарства у них в Италии в помине нету.
— Но и груздочек неплох, тоже здоровья прибавляет, — добавил чиновник, отправляя покрытый сметаной гриб вослед холодной с морозу водочке.
Насытились, нахвалили хозяйку и перешли в отцов кабинет. Адмиралтеец с интересом смотрел на картину, где был нарисован развод караула преображенцев перед Зимним дворцом, подивился карте во всю стену, на которой отмечены были места, где побывали Ушаковы, провел рукой по корешкам книг на полке: все военные. Федор Федорович вышел куда-то, потом торжественно занес и поставил на высокую тумбочку сосуды невиданной белизны.
— Ой, что за прелесть и тонкость! — заохали все женщины.
— То порцелиновый сервиз китайский, в Лиссабоне мной приобретенный. Порцелин-то слово не китайское, но португальское, а по-китайски то каолин, еще кто-то называет фарфор. А порцелин не что иное, как в огне пережженная и наполовину в стекло обращенная материя. Особливая белизна к числу его добротностей принадлежит и зависит от материй, его составляющих. Пейте из него чай, кофей или другие напитки и вспоминайте, что я в морях плаваю…
Все осторожно повертели, покрутили чашечки, кувшинчики и удобно расселись на диванчиках, стульях, на лавке, покрытой медвежьей шкурой.
Федор Игнатьевич воссел на широком, похожем на трон кресле, раскурил трубку и вопросил:
— Ну так что там, в дальних странах? К войнам или к торговле расположены?..
До сумерек рассказывал Федор про тихий красивый Копенгаген, про скалистый и маленький Гибралтар, про шумный и веселый Ливорно, про громадный и опасный Константинополь, про народы и страны, разные порядки и обычаи в тех землях. Сестра всплескивала руками, ахала, переспрашивала. Отец шикал на нее, поворачивал на политику и дела воинские.
— Лучше ли у них армии? А артиллерия? А корабли? А как устройство по руководству флотами?
Федор объяснил, а адмиралтеец с удовольствием добавил, что русским флотом управляет Адмиралтейств-коллегия из пяти членов: генерал-кригс-комиссар, генерал-интендант, генерал-цейхмейстер, генерал-цалмейстер и генерал-контролер. В ведении каждого была своя экспедиция: комиссариатская, интендантская, артиллерийская, казначейская, контролерская. У каждого экспедитора были свои помощники — оберы. И он надеется, что скоро будет таковым обе-ром в своей интендантской экспедиции.
А потом Федор немного поважничал, позагадывал Даше и Ивану морские загадки. Те силились отгадать, качали головами, хохотали, когда он объяснял им, что сие значит.
— Вот ты, Ваня, скажи, что значило бы по-твоему: быть на ветре.
— Ну так тут дураку понятно: обвеваться ветром.