Святой преподобный Серафим Вырицкий и Русская Голгофа

Он взял на Себя наши немощи и понес болезни (Мф. 8, 17). Святитель Иоанн Златоуст замечает: «Пророк не сказал: освободил, но взял и понес. Это, мне кажется, сказано более о грехах… Иисус Христос, врачуя больных и немощных, тем самым как бы снимал с них болезни и немощи, воспринимая их на Свои Божественные рамена. Немощи – это болезни телесные, а болезни – душевные страсти и муки грешной совести… Всю жизнь Свою Он нес на Себе наши немощи и болезни. Он тужил и скорбел и страдал от них до кровавого пота в Гефсиманском саду, и, наконец, – все их сложил на Кресте! Он является неистощимым в любви! Брат христианин! Подражай, сколько можешь, Его милосердию… не откажись, например, сойти в те сырые, темные, неприветливые углы, где плачут от голода и холода дети-сироты, где лежат всеми забытые больные бедняки, – не откажись утешить их, подать им руку помощи, и верь: твое сердце почувствует, что с тобою сошел туда Христос – Божественный Утешитель страждущих…» [224, с. 212]

Именно так жил отец Серафим, врачуя все недуги страждущих любовью и кротостью. Батюшка принимал на себя и нес их немощи и болезни. Рядом с ним незримо пребывал Христос – наставлял, помогал и даровал немощному старцу Свою непостижимую силу.

От одного слова батюшки Серафима, от одного прикосновения его руки – на душе становилось веселее, легче. Особенно в минуты душевного смущения. Батюшка называл всех ласкательно: «Милые, родные, любимые…» Обнимал, целовал в голову, гладил, лечил и ободрял ласковой шуткой. Говорил, чаще всего, очень тепло, просто, без витиеватых нравоучений. Почти всегда улыбался. Что-то безконечно родное, отеческое, ощущалось во всем облике и в обращении этого доброго старца.

Для батюшки не существовало возраста, национальности, общественного положения его посетителей – все были для него любимыми чадами, со всеми он обращался по-отечески ласково. Более того, он обращался с ними, как с чадами больными – осторожно, с необыкновенным теплом и нежностью, снисходя к их духовным немощам. Бывало, прибывшие издалека, усталые богомольцы подолгу ждали своей очереди, чтобы пройти к батюшке за благословением или для духовной беседы. Однако, пробыв даже недолгое время в келлии старца, выходили возродившимися и просветленными. Не обращая внимания на недомогание, отец Серафим всегда умел быть бодрым и жизнерадостным, и от этого скорбь и печаль уходили из сердец человеческих.

Для множества страждущих отец Серафим был благодетелем, который не только поднимал упавших духом, но и помогал обрести средства к существованию своими практическими советами, устроиться на работу, а также и денежной помощью через добрых людей. Благодарно принимая пожертвования от посетителей, старец зачастую сразу же раздавал их тем, кто терпел нужду.

До последних дней своей земной жизни батюшка Серафим материально поддерживал любимое детище отца Иоанна Кронштадтского – Пюхтицкий Успенский женский монастырь в Эстонии. Вырицкого старца знали и любили насельницы обители, многие из которых именно по его благословению приняли монашество. Батюшку неоднократно приглашали туда на жительство и даже приготовили для него там прекрасный домик. Затем в этом домике стала жить ушедшая на покой игумения Ангелина со своей келейницей. По сей день с необычайным благоговением и любовью хранят в Пюхтице память об отце Серафиме Вырицком, ежедневно поминают его родственников на проскомидии и на Псалтири.

Значительную часть доброхотных даяний своих многочисленных посетителей старец передавал в вырицкий Казанский храм, остальное – нуждающимся людям. «Да как же я буду выглядеть перед Господом, если деньги себе оставлю! – неоднократно слышали от него близкие. – Если у вас в кошельке есть рубль – раздайте его неимущим, оставив себе копейку, и у вас никогда не будут переводиться деньги. Давайте, не жалея, тогда и Бог вознаградит вас! Будете жалеть да роптать – последнего лишитесь…»

Сам же батюшка несказанно радовался, отдавая последнее. Уж у него-то ничего не залеживалось. Принесенные в дар какие-либо вещи или продукты – фрукты, сласти, хлеб, – все тут же раздаривалось другим посетителям, расходилось по рукам неимущих или прибывших издалека паломников. В его кротком, любящем сердце полностью отсутствовала какая-либо привязанность к тленным земным предметам. Все два десятилетия на вырицких квартирах его безсменно окружала одна и та же скромная обстановка – небольшой столик, кожаное потертое кресло, пара стульев, узенькая железная кровать. По детской простоте своей души старец всегда проявлял ту же простоту и в отношении своей внешности. Потертый ватный подрясничек, старенькая полинявшая ряса, все та же летом и зимою теплая скуфеечка – составляли все его одеяние. Если батюшке приносили какие-нибудь новые вещи, он всегда находил, кому их отдать.