Когда святого Епифания, епископа Кипрского, спросили, довольно ли одного праведника для умилостивления Бога, он отвечал: «Достаточно, ибо Сам Бог сказал: "Аще обрящете единого мужа, творящего суд и ищущего веры, милосерд буду ко всему народу"» [196, с. 7]. И вот – в то время, когда с куполов сбрасывали кресты, тысячами разоряли обители и храмы, когда в лагерях и тюрьмах томились десятки тысяч священнослужителей, Господь воздвиг в Вырице храм нерукотворный, живой – чистое сердце отца Серафима.
В страшные 30-е годы, когда на Русскую Православную Церковь обрушились лютые гонения, по силе своей намного превосходящие гонения времен Диоклетиана, когда казалось, что Церковь находится на краю гибели, – на всю Россию воссиял из Вырицы свет праведника Божия.
Тихий и кроткий старец непрестанно молился за братии и сестер, находившихся в заточении; за всех, пребывавших в тяжелых обстояниях; за всех невинноубиенных и почивших. Всемилостивый Бог берег смиренного иеросхимонаха для Церкви и для России как великого печальника и молитвенника за землю Русскую, как пастыря и наставника малого стада Христова.
Внешне неприметным, но действенным и обширным было его влияние на современников. Молитвы же старца служили поистине златой нитью, соединяющей землю с небом, низводящей благодать и помощь Божию в души человеческие. Как важно было знать людям, что во всей этой неразберихе и кровавой круговерти существует островок прочной веры, спокойной надежды и нелицемерной Христовой любви! И каким великим мужеством и упованием на милость Божию нужно было обладать, чтоб написать в ту кровавую пору строки, предрекающие Русской Церкви возрождение и славу:
Эти стихи передавались из уст в уста, распространялись в списках, достигали мест заточения и ссылок. Среди Гефсиманской ночи, поглотившей тогда всю Россию, сиял в Вырице светильник живой веры, не угасала надежда в людских сердцах…
Явным чудом Божиим было само сохранение старца от ареста и расправы. В это трудно поверить, ведь репрессии прокатились повсюду, добравшись даже до самых глухих деревень. В безжалостной сталинской карательной машине оказалось перемолото безсчетное число человеческих жизней и судеб, но никто не дерзнул поднять руку на кроткого старца.
Воспоминания родственников и духовных чад отца Серафима, а также все официальные документы неопровержимо свидетельствуют: иеросхимонах Серафим (в миру Василий Николаевич Муравьев, 1866 года рождения) и схимонахиня Серафима (в миру Ольга Ивановна Муравьева, 1872 года рождения) никогда не подвергались задержанию, арестам и заточению [266][13]
.Школа смирения
…если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется.
Итак, всеблагая и всесовершенная воля Божия состояла в том, чтобы смиренный духовник Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры вместе с самыми близкими ему людьми переехал из Ленинграда в Вырицу, где предстояло нести ему свои непостижимые подвиги во имя любви ко Господу и ближним еще почти двадцать лет.
Отец Серафим и его родные прибыли в Вырицу летом 1930 года, где вначале временно снимали маленький домик № 16 по Ольгопольской улице, затем несколько месяцев квартировали на улице Боровой. Это известно из воспоминаний внучки преподобного Маргариты Николаевны, которая неразлучно была со старцем в течение всего вырицкого периода его жизни. Подтверждает этот факт и ряд других свидетельств, опубликованных в данной книге.
С 21 февраля 1931 года по 1944 год батюшка снимал часть комнат в доме № 7 (ныне 9) по Пильному проспекту, принадлежавшем семейству провизора Владимира Томовича Томберга, о чем свидетельствуют штампы о постоянной прописке в Вырице в трудовых книжках отца Серафима и матушки Христины (Муравьевых) [162].
С 1944 года Муравьевы жительствовали на Майском проспекте, в доме № 41 (ныне 39), у хозяйки Лидии Григорьевны Ефимовой. Таким образом, все двадцать лет вырицкого периода старец иеросхимонах Серафим (Муравьев) жил у благочестивых верующих людей на их частных квартирах, не имея собственного жилья…