Эта страшная картина полностью соответствовала положению Церкви в СССР в целом. Еще в июле 1933 года богоборцами был запрещен колокольный звон в православных храмах [117, с. 154]. Колокола музыкального звона, сработанные русскими умельцами, подлежали сдаче на металлолом и последующей переплавке. Планомерно идет закрытие и уничтожение храмов, расхищаются древние иконы и драгоценная утварь. Гибнут северные монастыри – центры духовной жизни и жемчужины древнерусского зодчества. В церквах умышленно устраиваются овощехранилища, химические склады и машинно-тракторные станции – несть числа всем случаям кощунства и святотатства… В верующих сердцах стоит непрерывный стон: «Господи, помилуй нас, грешных!»
По всей стране десятками тысяч уничтожаются святые иконы. Воинствующие безбожники «рапортуют» в средствах печати, что в некоторых деревнях святыни сжигали целыми телегами. При разгроме монастырей гибли многие старинные богослужебные книги и редкие рукописи. Некому было защитить святыни от поругания.
В конце 1935 года прекратил существование Временный Патриарший Священный Синод, на кафедрах из всего российского епископата осталось только четыре архипастыря: Заместитель Местоблюстителя Патриаршего престола митрополит Московский и Коломенский Сергий (Страгородский), митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ Дмитровский и управляющий делами Патриархии Сергий (Воскресенский) и архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич), управляющий Новгородской и Псковской епархиями. Все они также находились под постоянной угрозой расправы.
К 1939 году в стране оставалось не более 100 храмов, а уцелевшее духовенство почти целиком находилось в ссылках и заточении. Со словами: «Да будет воля Твоя!» – вступали на путь страданий многие тысячи священников и монашествующих. Восходя на Русскую Голгофу, пролили кровь за Христа безчисленные сонмы мирян. Вечная им память!
Русь от края и до края стала поприщем святых страстотерпцев. В огне жестоких испытаний и неимоверных мучений Россию очищал и освящал Тот, Кто Сам изведал мрак Гефсиманской ночи, вкусил горечь и ужас страданий Голгофы. И лучшие из лучших это хорошо понимали. В лагерях и тюрьмах, на этапах и в изгнании, находясь в совершенно нечеловеческих условиях, исповедники и новомученики российские оставались несломленными, неотчаявшимися, неозлобившимися – верными служителями Христа, утешая и вразумляя других узников и гонимых.
Порою казалось, что исчерпаны все возможные человеческие силы. Но вера жила. Архимандрит Варлаам (Сацердотский) писал из заключения своей духовной дочери: «Вера-то у нас есть, а для борьбы и страданий у нас еще мало опыта. Ведь одно дело – читать книги, а другое – встретиться с этим же самым лицом к лицу… В моих воззрениях нет никаких изменений или колебаний. Для меня все ясно и непререкаемо, также твердо и непоколебимо. Быть может, поэтому и хотелось бы мне теперь же умереть, но да будет во всем не наша слепая и страстная, потому всегда ошибочная воля, а воля Всевышнего, святая, непорочная, непогрешимая» [164, с. 466].
А архиепископ Верейский Иларион (Троицкий) незадолго до своей кончины, ободряя других заключенных Соловецкого концлагеря, говорил: «Надо верить, что Церковь устоит. Без этой веры жить нельзя. Без Христа люди пожрут друг друга. Это понимал даже Вольтер. Пусть сохранятся лишь крошечные, еле светящиеся огоньки, когда-нибудь от них все пойдет вновь» [255, с. 191].
Согласно обетованию Божию о Церкви,
А ведь за одно присутствие в храме за богослужением в то время человек мог легко лишиться служебного положения или даже угодить в ссылку! В одном из специальных бюллетеней НКВД по этому поводу с удивлением отмечалось: «…наши наблюдения фиксируют заметный рост фактической преданности Церкви, выражающийся в увеличении количества исповедающихся и причащающихся…» [117, с. 156]
Согласно проведенной в стране переписи 1937 года, включавшей вопрос об отношении к Православной вере, на него ответили положительно несколько десятков миллионов человек – две трети населения сельского и одна треть – городского, а всего – более половины граждан России [255, с. 248].
В истории Церкви не раз случалось, что во времена самых жестоких гонений Господь воздвигал в помощь людям Своих особых избранников – хранителей чистоты Православия. Таким избранником в России 30-х – 40-х годов XX века стал вырицкий старец иеросхимонах Серафим (Муравьев).