Святослав

– Император Никифор, – сказал он, – прекрасно знает, кто мой отец и кто я, но ему известно и то, что если мы беремся за дело, то доводим его до конца. К тому же император немало сделал для меня, почтив высоким званием патрикия, – откровенно признался Калокир. – Мне, княже, это весьма нужно. В Константинополе у меня много друзей и сторонников, и если Никифору не отрубят голову в Сирии, он не замедлит потерять ее в Большом дворце, а тогда…

Калокир на мгновение оборвал поток слов и хищными глазами оглядел Днепр и небо.

– …тогда, – зашептал он, – для империи настанут новые времена. Зачем ей ссориться с Болгарией и Русью, зачем протягивать руки к далекой Армении, зачем ей Климаты да и сам Херсонес?

– Ты добрый и щедрый человек, – сказал Святослав. – Похвально и то, что ты, как сын протевона, понимаешь, что Климаты не римская, а русская земля. Говоря по правде, я тоже думаю, что император Никифор впал в ошибку, затевая войну с болгарами. Негоже князьям Руси идти супротив болгар, не станем мы помогать ему.

– Нет, княже Святослав, – воскликнул вдруг Калокир, – я не сказал, что тебе не следует идти против болгар…

– Погоди, Калокир, – перебил его князь. – Значит, по-твоему, нам идти на болгар?

– Идти, идти, князь!

– Как же мне идти против Болгарии? За что? Для чего? -уже раздраженно спросил князь Святослав.

– Для того, чтобы Византия вместе с Болгарией не напали на Русь.

– Болгария не подымется на Русь, – уверенно сказал Святослав.

Потемнело лицо патрикия Калокира, угрожающе мрачно прозвучали его слова:

– Болгария не пойдет, но кесарь Петр с императором Ни-кифором поведут свои рати на Русь. Слушай, княже, император Никифор выгнал послов Болгарии, но всегда может помириться с кесарем Петром. Если бы Никифор послал эти пятнадцать кентинариев не тебе, а Петру, тот, не колеблясь, принял бы их: ему терять нечего – он уже все потерял. И тогда Никифор и Петр выйдут на Дунай. В Русском море уже полно греческих кораблей, немало легионов стоят в Климатах, в Саркеле, плывут вверх по Танаису, император собирает хозар, шлет василиков в улусы к печенегам. Видишь теперь, княже, как окружают Русь, тянутся к ней, как вокруг уже пахнет кровью?! Если ты пойдешь на болгар, то разрушишь их дьявольские козни, а если перейдешь Дунай и разобьешь Петра, то остановишься только у стен Царьграда.

С запада наплыла темная туча, ветер усилился, у самых ног Святослава и василика закипели, ударили в берег волны.

– Понимаю тебя, – пересиливая шум ветра и волн, громко произнес князь Святослав, – теперь мне ясны замыслы императора ромеев.

– Золото императора лежит на хеландиях, – так же громко крикнул василик, – бери его, князь, иди на Петра! Я сказал тебе правду, – иди и побеждай. А мне ты поможешь, когда я буду в Константинополе.

И это говорил уже не тот василик Калокир, который только недавно кланялся князю Святославу, его боярам и всем людям Руси в Золотой палате, – хищный, ненасытный сын про-тевона, рассказав об опасных замыслах императора ромеев, жаждал золота и славы.

– Я выслушал тебя, – поняв всю суть Калокира, ответил князь. – Но сейчас не могу дать тебе ответа. Не мне одному решать, пусть решает вся Русь. Уже поздно. Надвигается буря. Сядем в лодию. Придет час – я скажу тебе свое слово.

Борясь с сильным холодным ветром, они быстро направились к лодии, навстречу надвигающейся с востока ночи.

2

Буря утихла только ночью, и тогда, как обычно после грохота, рева и свиста, над Днепром и на берегах его воцарилась торжественная тишина. В бездонном небе затеплились неисчислимые звезды, среди них расстелился мерцающий Перунов путь; звезды потонули в бездонных глубинах утихшего Днепра, что катил и катил свои воды к понизовью, в Русское море. По-весеннему терпко и пряно пахла земля, везде на Горе и на склонах к Почайне, в лесах и кустах щелкали соловьи, – чудная ночь плыла над необъятным миром, все кругом, казалось, почивало.

Не спал только и не мог заснуть князь Святослав. Он вернулся с Днепра, когда совсем уже стемнело. Василик Кало-кир, попросив князя усилить стражу, остался на хеландии, где хранилось привезенное им золото.

Святослав вышел из терема в сад. Там пахло цветами, с ветвей падала роса. В темноте перед ним чернела стена. Он поднялся по ступенькам на городницу, где подле медных досок-бил стояли молчаливые стражи. Узнав князя, они расступились.

Усевшись у заборола стены на скамью, князь Святослав долго глядел перед собой. Близко вырисовывались крутые отроги Горы, обрывы над Днепром, нигде не светилось ни огонька, только над Почайной горел костер – это грелись гридни, стоя на страже у греческих хеландии.

Спала Гора, спали предградье, Подол, города и веси над Днепром, великий покой царил над просторами Руси. А среди этого глубокого покоя и безмолвия, опершись рукой на забо-роло, князь Святослав думал свою думу.

Вспомнилось ему, как давно когда-то над Почайной, в такую же теплую, тихую ночь, горел не один, а множество костров, и вдруг его охватила тревога, защемило сердце, стало грустно, тяжело.