Святослав

Суровым и задумчивым было лицо князя Святослава.

– Нет, – сказал он матери, – император задумал только то, что ему нужно. Дело, княгиня-матушка, в том, что византийским императорам только и мнится, как бы уничтожить Болгарию.

– О, – вздохнула княгиня Ольга, – кто-кто, а я-то знаю, о чем мечтают императоры ромеев! Однако с Болгарией у них мир, там сидит, получая дань с Византии, василисса Ирина. Чего ради императорам ссориться с кесарем, а тем паче посылать на них русских?

– Так было раньше, – с горькой улыбкой промолвил князь Святослав, – когда ты ездила в Болгарию. Василисса Ирина недавно умерла, Византия уже не платит дани болгарам, а император Никифор велел выгнать из дворца и бить по щекам приехавших за данью болгарских послов. Мира между Византией и Болгарией больше нет.

– Так пусть император Никифор и воюет с Петром – ведь он его выкормыш.

– О, – заметил Святослав, – император Никифор рад бы двинуться на Болгарию и проглотить ее, но у него самого неспокойно в империи. А кроме того, он знает, что на защиту Болгарии станет Русь.

– Наконец я слышу то, чего ждала, – сказала княгиня Ольга. – Единый язык, единая вера. Я знаю, что Бог не допустит брани с болгарами.

– Нет, матушка княгиня, – решительно возразил Святослав, – я должен идти и пойду на болгар.

Княгиня Ольга поднялась со скамьи, стала посреди светлицы, разгневанная, гордая и неудержимая в своем гневе, такая, какой ее когда-то запомнил Святослав.

– Кровожадный язычник! – крикнула она. – Неужто за пятнадцать кентинариев ты погубишь тысячи наших братьев, христиан-болгар?

– Не за пятнадцать кентинариев, – сурово ответил Святослав, – а за счастье, за славу, за честь Руси.

– Неправда, неправда это, Святослав! – с негодованием продолжала Ольга. – Ты ради золота идешь, ради дани, как твой отец на древлян…

Суровый и гневный стоял князь Святослав. Уважая старость матери, он молчал, хоть и трудно было сдерживаться и говорить с княгиней тихо и спокойно.

– Ты сказала, – начал он, – будто я похож на отца. Это правда! Я такой же, как он. А ты, что же, отрекаешься от него? И опять же – разве мой отец жил, боролся и умер только ради золота? И гоже ли тебе, княгиня, так поминать своего мужа и моего отца, Игоря? Золото ли искал он в Древлянской земле? Недавно я ходил на вятичей и примучил их, но не золота ради. Нет, нет, не ради золота воевал отец мой, так надлежит поступать и мне. В великих трудах, в тяжких битвах рождена наша земля. Долго враждовали племена, и ныне случаются распри в землях наших, но об одном помышляют люди – Руси стоять, дондеже светит солнце…

– Но разве твои предки боролись с болгарами? – пыталась все еще спорить княгиня Ольга.

– Зачем было им бороться с болгарами, раз они рука об руку с ними сражались против Византии, а греки боялись их, как грозы? Когда не стало кесаря Симеона – ты сама мне об этом говорила, – кесарь Петр предал Болгарию Византии. Только когда не стало на Руси Игоря, Киев стал бояться Константинополя и его императоров.

– Ты винишь меня?

– Днепра вспять не повернуть, – возразил Святослав, – а коли б я тебя обвинял, не Пришел бы ныне на беседу. Законы и обычаи наших предков справедливы: «Аще кто задумал убить тебя – убей его; кто задумал убить ближнего твоего -не пожалей ради него своей крови; аще кто убил – воздай кровью за кровь». Император Никифор мечтает о том же, о чем и все прочие императоры: он хочет руками русских разгромить болгар, скрестить их мечи, а потом бить и тех и других…

– Тогда отправь послов к болгарам, пусть они скажут, что хочешь купно с ними стать против Византии, поступи так, как твой отец Игорь и кесарь Симеон.

– Мать-княгиня! – вздохнул Святослав. – Нет ныне князя Игоря, нет и кесар'я Симеона. Язычник я, но свято блюду завет отца моего, а христианин кесарь Петр предал родного отца…

– Кто тебе сказал?

– Ты сама мне говорила, что не знаешь, где кончается двор императорский и начинается двор кесарский, – ныне стало еще хуже!

– Святослав, сын мой! – взмолилась Ольга. – Не убивай болгар, не сражайся с ближними…

– Будь по-твоему, матушка, сделаю, как просишь. Отправлю послов, пусть знает кесарь Петр, что готов идти с ним на Византию. Ежели кесарь не согласится, скажу: «Иду на вы!…»

С Днепра через открытое окно потянуло ночной прохладой, на столе колыхалось пламя свечи, над ним кружились светло-зеленые мотыльки – такие же порхают, кружатся весенними ночами над Днепром и поныне.

В ту же ночь, чуть забрезжило, князь Святослав велел позвать тысяцкого Богдана. Был это прославленный воевода; одни говорили, будто дал его людям сам Перун, другие – будто Перун любит Богдана за то, что он даже спит с мечом…

На рассвете Богдан пришел в сад за терем. Князь сидел на скамье и о чем-то беседовал с воеводой Свенельдом.

– Дело у меня к тебе, – сказал Святослав, увидав Богдана. – Потрудись для отчизны, воевода, возьми с собой дружину, дам я тебе грамоту с золотой печатью – отправляйся в землю Болгарскую, постарайся увидеть кесаря Петра.

– Добьюсь, княже. За Дунаем я бывал…